Русская церковь и государство в первой половине XVI векаРусская церковь и государство в первой половине XVI векаМинистерство образования РФ Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского Кафедра истории России Русская церковь и государство в первой половине XVI века Доклад студентки 2 курса 214 группы Плющевой Дарины Саратов 2004 Содержание Введение 3 Глава I. Церковное землевладение как основа политического могущества церкви 6 Глава II. Роль церкви в формировании идеологии централизованного государства 16 Глава III. Участие церковных иерархов в политической борьбе в 30 – 40-е гг. XVI в. 22 Заключение 26 Список использованных источников и литературы 28 Введение Объектом изучения данной работы являются взаимоотношения государства и церкви в первой половине XVI века. Актуальность данной темы обуславливается большой ролью церкви в социально- экономическом и политическом развитии государства. Знакомство с литературой говорит о том, что тема, к сожалению, изучена недостаточно хорошо. Создается впечатление, что исследователи пересказывают одну монографию, не имея собственных суждений, поскольку глубина изучения проблемы одинакова, весьма поверхностна. Работа Л.И. Ивиной использовалась мало, так как она несколько далека от изучаемой темы. Плюсами этой монографии является тщательное изучение этапов складывания крупного церковного землевладения[1] и причин его появления[2]. Е.И. Колычева очень подробно изучает вопрос поземельных описаний, что важно для изучения хозяйства на церковных землях. Положительной стороной этой работы является более глубокое изучение государственной политики относительно церковных земель середины XVI века[3]. Проблема в работе Р.Г. Скрынникова также изучена неглубоко: для темы, заявленной в названии, слишком мало имен «подвижников церкви» и фактов. Странно, что среди церковных иерархов, участвовавших в политической борьбе боярских группировок, он выделяет лишь митрополита Макария[4], но очень подробно изучает взаимоотношения церкви и государства во времена правления Ивана III[5], что является бесспорным плюсом. Д.Н. Альшиц тщательно изучает проблему становления самодержавия на Руси во время правления Ивана Грозного, четко формулирует интересы его политики и ее обоснование[6]. Аналогичной по своему содержанию является монография В.Б. Кобрина. Интересна работа А.В. Карташева тем, что он отдельно рассматривает биографию каждого митрополита, пересказывая ее, говорит о влиянии каждого, что достаточно облегчает понимание тех или иных поступков церковных иерархов. Монография М.С. Черкасовой имеет определенную цель – проследить изменения в землевладении Троице-Сергиева монастыря, а поэтому использовалась лишь для наблюдения за осуществлением государственной политики относительно церковных земель[7]. Оригинальной является монография Н.В. Синицыной. Особенно интересно мнение о византийском происхождении концепции «Москва – третий Рим»[8]. В данной работе использовано три источника. Воскресенская летопись представляет собой общерусский летописный свод XVI века, доводящий свое повествование до 1535года. Время написания этого повествования оценивают по- разному. В исторической науке традиционно было принято считать временем написания летописи (текста Синодального списка, датировку других списков считается невозможным проверить) период с 19 марта 1542 г. по 8 октября 1544 г. Однако после внимательного ознакомления с текстом летописи дату написания первого списка определяют после 1556г. Автором списка считается непосредственный участник событий и военных походов периода 42-44 гг. Подлинность летописи не вызывает сомнения. Летопись делится на 70 глав, разных по своему размеру. Другим источником, использованным в данной работе, является Судебник 1550 года, дошедший до нас более чем в сорока списках. К источникам самого судебника можно отнести правые и жалованные грамоты, указы, инструкции, касающиеся суда и управления. В основу Судебника 1550 г. был положен Судебник Ивана III, а отдельные его положения и принципы получили дальнейшее развитие и в последующем законодательстве. Судебник Ивана Грозного явился памятником, направленным на ликвидацию последствий боярского правления и дальнейшее развитие и укрепление экономических и политических позиций тех социальных групп, на которые опиралось правительство Ивана IV – дворян-помещиков и верхов посада. Судебник 1550г. имеет определенную систему норм: нормы о суде центральном (1 – 61 статьи), из которых часть относится к уголовному праву, норм о суде местном (статья 62 - 75), норм материального, преимущественно гражданского права и процесса (статьи 76-97), дополнительные статьи (98 – 100), посвященные процессуальному праву. Судебник 1550 г. состоит из глав и статей, большей частью тематически сгруппированных. Также при написании доклада был использован другой источник – Стоглав. Это сборник постановлений церковно-земского собора, состоявшегося в 1551 г. в Москве. Название «Стоглав» утвердилось за ним лишь с конца XVI века. В самом же тексте памятника упоминаются и иные наименования: «соборное уложение»[9] или «святительское уложение»[10]. Этот итоговый документ, составленный на соборе 1551 г., при редактировании был разбит на 100 глав, вероятно, в подражание Судебнику 1550 г. Деление на главы весьма условно, тем более, что многие списки заканчиваются 101 главой, содержащей приговор царя со священным собором о вотчинах, датированной 11 мая 1551 г. Целью работы является проследить развитие отношений между государством и церковью, причины двойственных отношений. Задачи доклада: выявить значение церковных земель, то, как они влияли на проводимую государством политику, определить, было ли государство заинтересовано в сильной церкви, причины такого интереса, роль церкви при создании идеологии централизованного государства. Глава I. Церковное землевладение как основа политического могущества церкви Русское государство XVI века являлось государством агарным, сельское хозяйство было самой развитой и прибыльной отраслью экономики. Отсюда следует, что наиболее влиятельными являлись крупные землевладельцы, причем их роль в управлении государством напрямую зависела от их земельной собственности, а одним из самых крупных феодалов и была церковь (монастыри). Из чего ее притязания на власть кажутся весьма логичными и оправданными. В XV-XVI вв. монастыри в России переживали расцвет. В центре и на окраинах появились сотни новых обителей. Дореволюционные историки, с ними нельзя не согласиться, склонны связывать это с участием монастырей в колонизации плохо заселенных русских земель[11]. Здесь не было богатых жертвователей из князей, знати и горожан. Одни из них превратились в крупных землевладельцев, другие существовали в виде скитов и крохотных лесных пустыней. В пустынях иноки жили трудами своих рук и вели аскетический образ жизни. Жития святых и чудотворцев подробно повествуют о том, как основатели наиболее значительных монастырей стремились уединиться, уйти от мира, чтобы «безмолвствовать» (в монашеской практике «безмолвие» означает полный отказ от разговоров с другими людьми и погружение в сосредоточенную молитву). Но если взглянуть на карту расположения русских средневековых монастырей, нетрудно заметить, что эти обители нередко стояли на пересечении торговых путей, что способствовало их обогащению и росту. Так, река Шексна, протекавшая близ Кирилло-Белозерского монастыря, издавна была одной из важнейших торговых артерий севера. Волок Ламский, где появился Иосифо-Волоцкий монастырь, находился на древнем торговом пути «из варяг в греки». Многочисленные монастыри создавались в уединенных уголках вдоль Оки и Волги; после завоевания Казани и Астрахани эти места стали выгодны для торговли и удобны для отдыха. Малоосвоенные земли, окружавшие новые монастыри, расположение обителей на пограничье разных княжеств делали их притягательными для крестьян, стремившихся покинуть прежних владельцев и найти покровительство у церкви. Основанные, как правило, на малонаселенных поначалу землях, монастыри быстро обрастали сельскими поселениями. Правители княжеств, на чьих землях или границах находились крупные монастыри, стремились заручиться их поддержкой, особенно в территориальных спорах и различных конфликтах с соседями. Кроме того, окруженные ореолом благочестия основатели наиболее влиятельных монастырей были моральной опорой в моменты выбора ими новых направлений политики или преемника, как в случае, когда Иван III решил назначить преемником не внука Дмитрия, а сына Василия, хотя первый уже был коронован княжеским венцом. Оправдал Иван III это тем, что мать Василия, Софья, завоевала репутацию стойкой поборницы православия, а Елена, мать Дмитрия, покровительствовала вольнодумцам и слыла еретичкой. Поэтому Дмитрий не мог возглавлять православное святорусское государство[12]. Князья были заинтересованы в процветании своих союзников – монастырей, предоставляли им налоговые льготы и судебные привилегии. Это, в свою очередь, благоприятствовало развитию хозяйства монастырей, привлекало крестьян, «садившихся» на монастырскую землю. Быстрому обогащению монастырей способствовали и пожертвования богомольцев. Вера в загробную жизнь была одним из главных устоев христианской религии, и православная церковь культивировала особый взгляд на необходимость устроения души умершего на том свете. Состоятельные люди усвоили своеобразный взгляд на грех и покаяние. Любой грех они надеялись после кончины замолить чужой молитвой. Власть и преступление были нераздельны, а потому князья (не исключено, что и великие) на старости лет щедро наделяли монастыри селами, давали им жалованные грамоты. Их примеру следовали другие богатые землевладельцы, из поколения в поколение поддерживавшие отношения с семейными монастырями. Для устройства души усопшего наследники при разделе имущества выделяли обязательную долю в пользу монастыря, что получило отражение в нормах наследственного права[13]. В качестве примера, думаю, стоит рассмотреть изменения земельных владений Троице-Сергиева монастыря в конце XV – начале XVI вв. Одними из факторов замедления темпов роста землевладения во второй половине XV века были секуляризационные тенденции в земельной политике Ивана III, обострение борьбы за землю крестьян и всех категорий феодалов, духовных и светских, и резкое уменьшение количества земельных вкладов со стороны светских лиц[14]. В первом десятилетии XVI века наблюдается постепенное преодоление этих факторов. С 1506 года возобновляются земельные, в большинстве своем мелкие дробные (в актах фигурируют слова «пол леса», «пустошь», «двор» и др.), что свидетельствует о раздроблении вотчин средних и мелких феодалов. По вкладам и завещаниям в первой трети XVI века монастырь приобрел 18 сел, 21 сельцо, 161 деревню, 9 пустошей, 18 починков, 2 селища. Было куплено 3 села и 31 деревня. По обмену были приобретены 2 села, 2 сельца, 28 деревень. Монастырь получал и вотчинные комплексы, по которым проходили межуездные границы, но такое расположение не препятствовало устойчивости этих вотчинных комплексов, сложившихся в них порядков суда, управления и землепользования. В Старицком уделе корпорация не имела полной уверенности в своих владельческих правах на новые села, либо сказывалось ограничивающее действие уложений, запрещающих вотчинникам Твери, Торжка и др. отчуждать вотчины на сторону[15]. Постепенно с обрастанием монастырей землями монахи, удалившиеся из мира во имя духовного подвига, стали вести жизнь весьма далекую от идеалов иноческой подвижнической жизни. Вместо того чтобы кормиться «рукоделием», они предавались стяжанию, собирали оброки с крестьян, вымогали пожертвования у вдов, вели вполне мирской образ жизни. Упадок благочестия в монастырях вызвал тревогу в церковных кругах. Лучшие умы церкви искали выход из кризиса. Нил Сорский развивал идеи аскетизма. Иосиф Санин отстаивал монастырские богатства, а спасение видел в умножении строгостей. Но не стоит думать, что подобная защита земельных владений основывалась на корыстных интересах. Волоцкий монастырь, игуменом которого был Иосиф Санин, тратил крупные средства на благотворительность. В голодные годы монастырские власти кормили сотни голодающих крестьян[16], собиравшихся со всей округи. Отстаивая неприкосновенность монастырских богатств, Иосиф указывал на то, что иноки наилучшим образом могут распорядиться ими. Таким образом, его теория имела задачей осуществление главной, на мой взгляд, функции церкви – помощь нуждающимся, благотворительность, что станет невозможным без владения церковью землями и другими материальными богатствами. Думаю, что эта концепция является наиболее правильной, по крайней мере, на этапах ее раннего существования, поскольку сторонники этой теории, как и любой другой идеологии, развивали ее. Но воспринимая концепцию «из вне», т.е. знакомясь с ней, а не создавая, постепенно «совершенствовали» ее, руководствуясь уже корыстными целями. Нил Сорский отрицал любую собственность и применительно к каждому монаху, и ко всей обители в целом. Он писал: «Очисти келью твою, и скудость вещей научит тя воздержанию. Возлюби нищету, и нестяжание, и смирение»[17]. В нищете Нил видел путь к достижению идеала духовной жизни – даже священные ценности не должны стать предметом вожделения. И именно так церковные служители могут спасти душу. Подобные взгляды кажутся мне несколько эгоистическими, поскольку церковь не в состоянии помочь нуждающимся даже средствами существования, а лишь молитвой, но, как думается, молитвой нищий крестьянин в прямом смысле сыт не будет. Исторические обстоятельства, породившие конфликт между нестяжателями и иосифлянами, заключается в проводимой государством политике относительно церковного землевладения. В конце XV в. Иван III провел вторую секуляризацию церковных земель в Новгороде. Первая была им осуществлена в 1478 г.[18], что, несомненно, вызвало отрицательную оценку со стороны церкви. Согласно летописи, причиной этого было обогащение казны и московских детей боярских, получавших от казны поместья. «В лето 7007-го [1499] пожаловал князь великий сына своего, нарек государем Новгороду и Пскову… Генваря поимал князь великой в Новгороде вотчины церковные роздал детем боярским в поместье, монастырские и церковные, по благословению Симона митрополита»[19]. У Софийского дома отобрали половину его земельных владений. В казну перешло также множество монастырских сел. На соборе 1503 г. в Москве обнаружились намерения Ивана III распространить новгородский опыт на другие церковные епархии[20]. Однако это было невозможно, поскольку применение аналогичных мер в отношении московского духовенства вызовет крайнее негодование населения. По этой причине, в отличие от Новгорода, в Москве власти пытались воздействовать на церковь методами убеждения: от духовенства требовали добровольной жертвы, суля щедрое вознаграждение – полное обеспечение деньгами из казны и хлебом из великокняжеских житниц. Великие князья могли рассчитывать на успех задуманной секуляризации лишь при поддержке влиятельных духовных лиц, кем и был Нил Сорский. Решение о секуляризации также зависело и от московской Боярской думы, но московская знать сама жертвовала монастырям земли и деньги. Вместе с московским духовенством бояре строили государство. Применение мер принуждения в отношении собственного духовенства, по-видимому, не вызвало энтузиазма в думе. В результате церковь отстояла свои земельные владения от посягательств казны. Борьба церковников со светской властью и их взаимные обличения способствовали развитию критического отношения к церкви. В этих условиях произошла активизация еретически настроенных групп. Выступление еретиков было использовано Иваном III в своих целях: оно облегчало ему борьбу с притязаниями церкви, поскольку еретики, помимо прочего, были противниками «стяжательства». Руководители новгородской ереси Алексей и Денис легко завязали дружбу с великим князем, который перевел их в 1479 году в Москву[21]. Понятно, что официальная церковь враждебно встретила новое оживление еретических движений и сосредоточила все силы на борьбу с ними. Главным инициатором выступал новгородский архиепископ Геннадий. В результате его деятельности еретиков подвергли гонениям. В 1494 году бал отставлен и покровитель еретиков – митрополит Зосима, обвиненный в «непомерном питии»[22]. Его дело продолжил Иосиф Санин. Чтобы организовать суд над еретиками, волоцкий игумен предложил начать прямо с арестов, рассчитывая, что, не выдержав пыток, взятые под стражу оговорят своих ближних. На процессе 1504 г. еретики поначалу решительно отстаивали свою принадлежность к православию и отказывались каяться, однако казни и гонения устрашили их, и они «сознались» в «жидовстве»[23]. Если на первом соборе для суда над еретиками великий князь не одобрил смертной казни, то на втором 1504 года они были приговорены к такой мере наказания. Примерно к 1511-1512 относится поворот великокняжеской власти навстречу требованиям церкви. Церковь стала получать большие иммунитетные привилегии, становясь «государством в государстве» и сохраняя независимость своих владений от государственной власти. Взамен великокняжеская власть хотела получить от церкви полную поддержку в своих делах. Однако сочувствовавший «нестяжателям» митрополит Варлаам (с 1511 года) сопротивлялся великому князю. Позиции «нестяжателей» усилились, когда в 1518 году с Афона прибыл Максим Грек для перевода церковных текстов. В своих сочинениях он говорил о необходимости отказа церкви от земель, а при переводе допускал много ошибок и неточностей. Его деятельность вызывала сильное раздражение среди «иосифлян». Ведущую роль в этой борьбе играл новый митрополит Даниил, последователь Иосифа Волоцкого. Он также оказывал помощь Василию III во внутриполитических делах, а поэтому пользовался его поддержкой. В феврале 1525 года Максим Грек был арестован, а освобожден только в годы правления Ивана IV[24]. Осуществленные в годы правления Елены Глинской (1533-1538) многие важные мероприятия, направленные на укрепление централизованного государства, коснулись и церкви. Во время интенсивного возведения городских укреплений в Москве и Новгороде духовенство – в нарушение традиций – было наряду с другими слоями населения обложено сбором на постройку. Позже с новгородского архиепископства и его монастырей взяли большую сумму денег на выкуп людей из татарского плена[25]. Все эти меры были попыткой светских властей привлечь средства церкви и ограничить ее богатства. В середине XVI века во взаимоотношениях государства и церкви ясно выделились две проблемы: стремление правительства к ограничению роста церковного землевладения вплоть до секуляризации, отмена иммунитетных пожалований. Эта борьба отмечена многократными попытками царской власти перейти в наступление, которое тут же сменялось еще более щедрыми пожалованиями. Одна из следующих попыток урегулировать взаимоотношения между государством и церковью в середине XVI века была предпринята на Стоглавом соборе. Политика Ивана Грозного тоже имела секуляризационные тенденции. Обращаясь к Стоглавому собору, царь касался важнейших привилегий духовенства: земельных и финансовых. «В монастыри боголюбцы дают душам своим и родным на поминок вотчины и села собою покупают монастыри, а поимали много по всем монастырем, а братьи во всех монастырех по старому, а инде и старого меньши. Есть и пить старого братья скуднее, а строения в монастырех ни котораго не прибыло, а старое опустело. Где те прибыли, и кто кто тем корыстуеся? Да тарханные и несудимые и льготные грамоты у них те о торговлях безпошлино. Чернцы по селам живут да в городе, тяжутся о землях Достойно ли то?…»[26] Под видом заботы о «чистоте» монашеского общежития совершенно отчетливо проступают секуляризационные устремления царя. Принимаемое собором постановление о жалованных грамотах по своей сути отрицает статью 43 Судебника 1550 года о тарханах: «…Торханных вперед не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех»[27]. В Стоглавом соборе, одобренном весной 1551 года, говорится: «Да у которых монастырей земель и сил довольно, посмотря по братству и мочно прожити, и те бы архимариты и игумены и строители и старцы благочести вашу царю не стужали, излишнего не просити, и лготных, и о торговлях безпошлино, и несудимых грамот и угодий не припрашивали»[28], т.е. ни о каком отбирании тарханов и речи нет, даже дальнейшая их выдача не запрещается. Довольно в мягкой форме богатым обителям предлагается более не просить впредь жалованные грамоты. В середине XVI века в связи с бурным развитием поместной системы правительство как никогда испытывало острую нужду в пашенных землях. Большинство черных волостей и часть дворцовых были розданы в поместье. Начавшиеся реформы требовали свободных земель. Отсутствие культурных земель сдерживало в известной степени рост поместной системы. Правительство надеялось на Стоглавом соборе провести программу хотя бы частичной секуляризации церковных земель. Однако его решения не удовлетворили правительство, поэтому после окончания Стоглавого собора в мае 1551 года состоялось новое совещание с более ограниченным составом духовенства при непосредственном участии царя.[29] Решения же этого собора стали (в отличие от Стоглавого) своеобразным свидетельством победы государства над церковным землевладением. Согласно его постановлениям, духовенству запрещалось покупать вотчины без доклада царю, тем самым ограничивались темпы роста церковного землевладения. В случае нарушения постановления вотчина отписывалась на царя безденежно. Признавались монастырской собственностью как земли, данные раньше, так и те, которые будут давать вперед за помин души. Если завещатель оговаривал право выкупа вотчины своими родственниками, то за вотчину следовало давать столько, сколько указано в духовной грамоте. Часть земли церкви изымалась: поместные и черные земли, которые монастыри и владыки получили в качестве уплаты долга; починки, поставленные на государевых землях; села, волости, угодья, данные боярским правительством в период малолетства Ивана IV. Запрещалось не только продавать, но и давать вотчины «по душе» в городах, центрах княжеских владений, в Твери, Микулине, Торжке, Оболенске, Белоозере, Рязани, а также суздальскими, ярославскими, стародубскими князьями «без царева ведома». В случае отсутствия царского согласия вотчина отбиралась безденежно на государя. Если же вотчина давалась в монастырь «без ведома государя» до этого указа, то монастырю уплачивались деньги, а сама вотчина отбиралась и давалась в поместье[30]. Как видно, по приговору 11 мая 1551 года некоторое количество имений перешло в фонд поместных земель. Таким образом, думаю, целесообразно утверждать, что правительство добилось своей цели относительно церковных земель. Подводя итог, следует отметить, что рассматриваемый период является временем расцвета монастырей. В центре и на окраинах появились сотни новых обителей. Одни из них превратились в крупных землевладельцев, другие существовали в виде скитов и крохотных лесных пустыней, чему было несколько причин: заинтересованность князей в мощном союзнике своей политике, земельные дарения для спасения души, выгодное расположение. Однако это породило коренные изменения в жизни церковнослужителей, что вызвало тревогу в церковных кругах. Лучшие умы церкви искали выход из кризиса, в результате чего начали развиваться две концепции – сохранения церковных земель и имущества и полного отказа от них. Церковь и государство не противостояли друг другу постоянно – они были союзниками в борьбе с еретичеством. В церковной политике великих князей постоянно присутствуют секуляризационные тенденции, но больших успехов государство добилось в 50-е годы XVI века. Глава II. Роль церкви в формировании идеологии централизованного государства Идеология является одним из важнейших средств политической власти в регулировании международных отношений, но, прежде всего, она важна для объяснения нововведений, реформ, мероприятий, не вызывающих одобрения у населения. Таким образом, можно сказать, что идеология – это главный способ управления государством, точнее, его населением, призванный не убеждать население в чем-либо новом, а наоборот, объяснять это новое при помощи той системы моральных ценностей, которая является в данном обществе традиционной. Идеология, как показывает история, часто выступает орудием политической борьбы с противниками. Вероятно, именно это обстоятельство и послужило причиной обоснования неограниченной власти московских великих князей. А поскольку идеология по сути своей опирается на традиционную систему ценностей (В Русском государстве – православие), то и «создателями» ее являются наиболее видные церковные деятели, главной целью которых (в силу их рода деятельности и интересов) было обоснование независимого, первенствующего положения церкви по сравнению со светской властью. Одним из таких идеологов был Иосиф Волоцкий, чья активная борьба с еретиками принесла ему большое влияние на дела русской церкви. Но в большей степени росту его влияния содействовал конфликт между новгородским архиепископом Серапионом и великим князем Василием III, решившим принять Иосифо-Волоколамский монастырь под свою власть (испокон веков Волоцкий удел подчинялся в церковном отношении Новгородскому архиепископу). Владыка не побоялся наложить проклятие на Санина, объявив: «Что еси отдал монастырь в великое государьство, ино то еси отступил от небесного, а пришол к земному»[31]. Иосиф Санин использовал промах владыки и внушил князю, что Серапион сравнил удельного князя с небом, а великого – с землей. Серапион в 1509 г. лишился сана, попал в заключение и лишь через три года был отпущен в Троице-Сергиев монастырь[32]. «Тое же зимы [1509] сведенъ бысть архиепископъ Серапионъ съ архиепископьи въ томъ, что Осифа не благославил»[33]. Конфликт с Серапионом побудил Иосифа Санина сформулировать новый взгляд на предназначение царской власти в Русском государстве. Игумен провозгласил, что властью своей государь подобен «вышнему богу». Государя русского, доказывал Санин, сам «Господь Бог устроил вседержатель во свое место и посадил на царском престоле… и всего православного христианства, всея Руския земля власть и попечение вручил ему»[34]. Иосиф тем самым укреплял не только авторитет великого князя, но и роль церкви в государстве: если великий князь получает власть от Бога, то перед Богом он несет и ответственность за нее, за надлежащую заботу о богатствах и процветании церкви. Иосиф Волоцкий являлся идеологом «воинствующей церкви», шедшей на союз с самодержавной властью, поддерживавшей ее при условии сохранения и укрепления своих позиций в государстве[35]. Принятая в 1439 году Флорентийская уния стала тяжелым ударом по каноническому сознанию русских. Церковные каноны предписывали послушание Вселенскому патриарху в Константинополе. Религиозная совесть не позволяла признать патриарха-отступника. Уния предоставила Русской церкви веские основания для обретения самостоятельности. Митрополит всея Руси грек Исидор, горячий сторонник унии, был арестован и позже бежал из Москвы. Русские пошли на крайне болезненное для них решение: в 1448 г. не Константинопольским патриархом, как прежде, а собором русских епископов был поставлен митрополит Московский и всея Руси. Им стал архиепископ Рязанский Иона, избранный на митрополию еще в 1441 г., но не утвержденный тогда Константинополем. Началась эпоха автокефалии. В области политической идеологии эта эпоха отмечена утверждением самобытной версии византийской идеи вселенского самодержавия. В Византии названная идея опиралась на историософское учение о «четырех царствах». Константинопольские идеологи понимали эти царства как сменявшие друг друга мировые империи: Ассирийское царство, Вавилонское, Персидское и Римское. Константинополь - «новый Рим» - продолжает историю Римской империи уже как православного царства[36]. На Руси эта идея трансформировалась в историософскую доктрину о преемственности христианского царства Москвой. Концепция «Москва – третий Рим» тесно связанна с версией о происхождении московских великих князей от римских императоров («Сказание о князьях Владимирских»). Эту идею сформулировал игумен псковского Елеазарова монастыря Филофей в своих посланиях великому князю Василию III. Согласно его взглядам, прежде существовало два мировых христианских центра: сначала древний Рим, который пал ввиду отказа от «истинного христианства», затем Константинополь. Но Византийские правители тоже изменили христианству, пойдя в 1439 году на унию с католической церковью. Следствием этого было падение Византии, завоеванной турками в 1453 году. Москва же не признала Флорентийской унии и стала мировым центром христианства. Так как только православное христианство является «истинным», а все другие веры ложны и «богопротивны», то Москва, рассуждал Филофей, «избрана Богом и является единственным законным наследником древнего Рима»; «четвертому же риму не бывать», т.к. могут быть только три мировых царства, после чего наступит конец света[37]. Эта концепция была необходима молодому, недавно объединенному Российскому государству, пытавшемуся обосновать свое место в системе международных политических отношений. Тезис о «Москве – третьем Риме» был призван служить не только обоснованию мирового значения Русского государства, но и, прежде всего, обоснованием исключительного значения церкви. В нем ярко воплотилось враждебное отношение ко всему иноземному, проповедь религиозной нетерпимости, стремление к безусловной необходимости существующих порядков, освященных тезисом о «богоизбранном» царстве. Многие исследователи считают, что с венчанием Ивана IV на царство идея «Москвы – третьего Рима» получила реальное воплощение. Одним из инициаторов венчания был митрополит Макарий, одной из задач которого было усиление влияния церкви в политической жизни страны. В.Б. Кобрин основанием венчания на царство считает популярную в то время легендарную повесть «Сказание о князьях Владимирских»[38], согласно которой император Август послал своего брата Пруса править в прибалтийские земли. Рюрик – основатель правящей русской династии, к которой принадлежали Владимирские князья, есть потомок Пруса, следовательно, московские великие князья – потомки римского императора Августа. Сказание также содержит рассказ о том, как византийский император Константин Мономах (византийских императоров на Руси традиционно называют царями) своему родному внуку Владимиру Всеволодовичу Мономаху прислал «шапку Мономаха» и все права на царский титул. Однако реально этот головной убор – подарок хана Узбека Ивану Калите[39]. Вряд ли шестнадцатилетний Иван IV сам был инициатором принятия царского титула. Среди его окружения важную роль играли его родственники Глинские и митрополит Макарий. В.Б. Кобрин склонен считать, что инициатором венчания на царство был митрополит[40], Р.Г. Скрынников же считает влияние Глинских в этом вопросе выше[41]. Вероятно, суждение В.Б Кобрина наиболее верно, поскольку венчание на царство значительно повышало статус церкви, к чему стремился Макарий. А от повышения статуса церкви и царя Глинские, на мой взгляд, выигрывали крайне мало, что делает необоснованной такую точку зрения. Принятие царского титула было очень важно. Само слово «царь» происходит от латинского термина «цезарь», который в свою очередь являлся составной частью императорского титула. По этой причине византийских императоров на Руси и именовали царями. «Великий князь» казался стоящим ненамного выше простого князя, тем более, что среди служивших Ивану IV бояр- князей было немало сыновей и внуков великих князей (ярославских, суздальских и др.), что было крайне опасно при сохранении старого титула, с учетом того, что еще оставались отдельные удельные княжества. «Великий князь» мог еще восприниматься как первый среди равных. «Царь» – резкое выделение из ряда, принципиально новый титул. Важную роль царский титул играл в международных отношениях, что было чрезвычайно важно в ситуации ведения активной внешней политики. Ведя переговоры с Казанским, Крымским, Астраханским ханством, русский государь выступал теперь с тем же титулом, что и его партнеры. В отношениях с Западной Европой титул «царь» был не менее важен. Титул «великий князь» обычно переводили как «принц» или «герцог» иногда с добавлением «великий». Но оба эти титула были ниже королевского и, там более, императорского. Слово же «царь» либо оставляли непереведенным, либо передавали как «император»[42]. Но, как верно подчеркивает Д.Н. Альшиц, нельзя утверждать, что образ царя сложился сам собой. Ведь даже сам царский титул должен был войти в сознание стать привычным для современников. Иначе говоря, авторитет как царского титула, так и самой личности царя предстояло еще создать[43], что стало одной из важнейших задач времени. Без ее решения акт венчания на царство потерял бы смысл. Интересной является точка зрения Д.Н. Альшица, что неизвестно кто в ком больше нуждался – Адашев в авторитете царя, или царь – в Адашеве, поскольку политическая деятельность последнего не только способствовала стабилизации ситуации в стране, но и повышению статуса царя, заботы которого были далеки от политики[44]. Одним из важнейших направлений в идеологической борьбе Ивана Грозного за установление единовластия было историческое обоснование исконности русского самодержавия. Сам Иван IV, а вслед за ними и официальные документы (к составлению которых несомненно были причастны и церковнослужители) того времени затушевывали то, что он был первым русским царем. Грозный жертвовал своим приоритетом первого царя для того, чтобы утвердить вопреки исторической правде идею исконности русского самодержавия. Он создавал представление, будто венчание его на царство было не чем иным, как принятие им исконного царского венца русских самодержцев. Естественно, что единственным помощником в воплощении подобных идей могла быть только церковь. Концепция «Москва – третий Рим», разработанная в начале XVI века, также претерпела изменения во время правления Ивана Грозного, точнее, отношение к ней. В своей переписке с Андреем Курбским Иван IV часто упоминает, что власть ему дана богом, а следовательно, и его политика есть воля божья. Но согласно концепции, разработанной в подражание византийской, власть в той или иной степени принадлежит и «попам»[45], что презирает Иван Грозный. В своей переписке он аргументирует падение царств именно тем, что там к власти пришли «попы», чего он не мог допустить в собственном государстве. Подводя итог, следует отметить, что создание новой идеологии было политически необходимо в силу централизации государства вокруг Москвы, что вызывало необходимость доказательства исключительности этого города и его великих князей («Сказание о князьях Владимирских», позже венчание на царство). А после принятия Флорентийской унии русское государство стало мировым «оплотом» православия, противостоящим другому миру, неправославному («Москва – третий Рим»). Глава III. Участие церковных иерархов в политической борьбе в 30-е – 40-е гг. XVI в. Политическая борьба неизбежно следует после смерти правящего лица (Василия III), если он не успел, не смог назначить преемника, или преемник (в рассматриваемом случае Иван IV) слишком мал для княжения. В такой ситуации различные группировки, находящиеся в окружении великокняжеских персон, борются за влияние (регентство) на наследника. На Руси XVI века главным богатством была земля, и чем больше земельная собственность, тем выше положение феодала. Одним из наиболее крупных земельных собственников была церковь, помимо прочего, она была выразителем идеологии государства, вся жизнь православного русского общества была подчинена церковным канонам, а, следовательно, правящим лицам приходилось считаться с мнением церкви, но на практике боярские группировки принуждали иерархов принять свою сторону. Это и объясняет активное участие церковных иерархов в политической борьбе 30-х – 40-х гг. Митрополитом всея Руси в 1533 году был Даниил. В завещании Василий III упоминает, что княжение оставляет Ивану Васильевичу, а Елене Глинской и митрополиту Даниилу «подъ сыномъ своимъ государство держати до возмужаниа сына своего»[46]. А.В. Карташев считает, что, по завещанию Василия III, он был назначен главой боярской думы[47]. Митрополит мог бы при таких условиях высоко поднять ослабленный перед этим авторитет церковной власти, но Даниил уже твердо встал на наклонный путь в своих отношениях к государственной власти. При слабости регентши Елены, сила власти осталась за боярской думой и ее группировками. Многие из бояр были противниками митрополита Даниила, что ставило под вопрос занятие им митрополичьей кафедры. Его участие в делах боярской думы носило пассивный, церемониальный характер. Он не мог даже защитить близкого ему человека, благодетеля Иосифо- Волоколамского монастыря Юрия Ивановича, брата Василия III. Он умер в темнице. После этого правительство привлекло митрополита к участию в «изведении» другого брата великого князя – Андрея Ивановича Старицкого. Впоследствии он разделил участь Юрия[48]. Заняв положение покорного слуги политических интересов правительства, митрополит оказался бессильным защищать интересы церкви и иерархии. Положение митрополита Даниила становилось шатким и еще более ухудшилось со смертью 3 апреля 1538 г. великой княгини Елены Глинской. «Въ лето 7046, апреля 3, въ среду пятые недели [святаго К.] поста, въ 2 часа дни, преставися благовернаго великого князя Василиа Ивановича благоверная великаа княгини Елена, княже Васильева дщи Лвовича Глинкого…»[49]. Регентство над восьмилетним Иваном Васильевичем было передано в руки боярской думы, в которой тотчас разгорелась партийная борьба за преобладание. Сначала возобладал над всеми князь Василий Васильевич Шуйский, но вскоре он нашел себе соперника в лице Ивана Федоровича Бельского, сторону этой группировки занял митрополит. Выбор оказался неудачным. Василий Шуйский «одолел» Бельского и заключил его в тюрьму. Следующим должен был стать митрополит, но Василий Шуйский умер, передав власть брату Ивану. Этот же бесцеремонно согнал Даниила, как своего политического врага, с митрополичьей кафедры 2 февраля 1539 г. и сослал в Иосифо-Волоколамский монастырь, где от него была вытребована подневольная отреченная грамота[50]. «Въ лето 7047. Бысть вражда межъ бояръ князя Василиа да князя Ивана Васильевичевъ Шуйскихъ съ княземъ съ Иваномъ съ Федоровичемъ Белскымъ, и въ той ихъ брани повелеша Шуйские и иные бояре убити великого князя диака Феодора Мишурина. Того же месяца преставися князь Василей Васильевичь Шуйской. Тое же зимы, февраля,сведенъ съ митрополии Данилъ митрополитъ боариномъ княземъ Иваномъ Васильевичемъ Шуйскимъ и его съветники»[51]. По инициативе Шуйского следующим митрополитом стал Иосаф. «Тое же зимы [7047 г.] избранъ бысть на митрополию Сергеева монастыря игуменъ Иасафъ Скрипицынъ, и поставленъ и съвершенъ февраля 6»[52]. Но он правил русской церковью около трех лет. По инициативе Шуйского следующим митрополитом стал Иосаф. Иосаф, очевидно, счел более достойным правителем заключенного в тюрьме Бельского и ходатайствовал перед государем о его освобождении. Бельский был освобожден и вместе с митрополитом приблизился к кормилу правления. Партия Шуйских немедленно организовала заговор, и в ночь на 3 января 1542 года подняла в Кремле тревогу, во время которой схвачен был Бельский и отправлен в ссылку. Митрополит, выгнанный из своих покоев градом камней, бежал в княжеские палаты, но, не найдя спасения и там, удалился в Троицкое подворье, где был взят и сослан в заточение в Кирилло-Белозерский монастырь[53]. Спустя два месяца после изгнания Шуйским Иосафа, в 1543 г., все та же группировка пригласила архиепископа Макария на митрополию, надеясь видеть в нем, как в пастыре дружественного им Новгорода, своего приверженца. Но сам Макарий не был обольщен предстоявшей ему ролью. Такое поведение понятно, так как два предшествующие митрополита были насильственно свергнуты, и положение митрополита среди борьбы правительственных партий становилось тяжелым и угрожаемым. Заняв митрополичий престол, Макарий повел политику благоразумной уклончивости от участия в правительственных делах. Однако при всей уклончивости митрополит Макарий последовательно держался одной политики: всячески служил интересам развития самодержавной власти великого князя. Он не оправдал в этом отношении надежд Шуйских[54]. Макарий хорошо понимал, что владычество бояр скоро закончится, и старался держаться на нейтральной высоте архипастырского предстательства перед государем за всех гонимых и обиженных. Разрыв митрополита с боярами обнаружился в первый же год его правления. Когда Шуйские и их единомышленники напали в самом дворце на любимца великого князя боярина Воронцова и начали над ним физическую расправу, митрополит по просьбе великого князя явился усмирять временщиков и заступился за страдающего, несмотря на то, что бушующие бояре толкали его самого. В конце 1543 г. враги Шуйских добились их свержения. Среди немалочисленных опал и гонений этого периода Макарий выступал заступником обиженных, и государь внимал его ходатайствам[55]. Казалось, что митрополит мог бы при таком авторитете благотворным образом повлиять на Ивана Васильевича. Но, видимо, он опасался, что пока продолжается боярская регентура, до тех пор вмешательство в дворцовую жизнь будет всегда грозить ему трагической судьбой его предшественников. Не вмешиваясь вообще в дело воспитания молодого Ивана IV, Макарий, однако, постарался в благоприятную минуту внушить ему важнейшую идею в развитии русской государственности и укрепления авторитета православной русской церкви – идею венчания на царство. Подводя итог, следует отметить, что участие церковных иерархов в политической борьбе боярских группировок носило пассивный характер. Даниил выступал как орудие борьбы Шуйских с противниками. Впоследствии был отлучен от митрополичьей кафедры, т.к. поддержал Бельских. Иосаф был митрополитом недолго, по той же причине, что и Даниил. Лишь Макарию удалось удержать свою позицию невмешательства в политическую борьбу бояр, в результате чего он действительно остался в выигрыше, обретя расположение уже возмужавшего Ивана Васильевича. Заключение Подводя итог, следует еще раз отметить, что церковь в XVI веке была одним из наиболее крупных землевладельцев, из чего вытекают причины всех взаимоотношений между светской властью и духовной. Церковь настойчиво добивалась руководящего влияния на государственные дела. Но великие князья преследовали свои собственные интересы, которые далеко не всегда совпадали с интересами церкви. В условиях, когда последняя владела колоссальными земельными богатствами, вполне естественно стремление князей разрешать земельные трудности за ее счет и тем самым подрывать основу ее притязаний на самостоятельное положение в государстве. Противоречия между светской и духовной властью отчетливо проявились во время княжения Ивана III. Он хотел иметь в лице церкви послушное орудие своей политики, чего в принципе добивались все великие князья, именно поэтому им нужна была церковь как союзник - сильная, но покорная. Сложности внутриполитической обстановки вынудили великокняжескую власть пойти на уступки церкви, однако при сохранении своего главенствующего положения. В свою очередь, церковь нуждалась в поддержке со стороны государственной власти в борьбе с еретиками, что обусловило союз между ними. Одна из попыток урегулировать взаимоотношения между церковью и государством была сделана на Стоглавом соборе 1551 г., на котором иосифлянам удалось отстоять огромные земельные богатства от секуляризационных устремлений Ивана Грозного, однако по приговору царя церковь некоторых земель лишилась. В русском православном государстве, где церковные каноны пронизывали всю жизнь общества, церковь могла быть единственным (и она была им) идеологом нового централизованного государства. XVI век – время поиска новых концепций: создается «Сказание о князьях Владимирских», разрабатывается идея «Москва – третий Рим», появляется новый титул «царь». Молодое государство стремится заявить о себе на международной политической арене. Однако не стоит заблуждаться, что при разработке новой идеологии церковные иерархи исходили из желания возвышения великокняжеской власти, впоследствии и царской. Логично, что властью государь наделялся от Бога и был словно его помазанником. Но это также означает ответственность перед Богом за свои действия - политические и в отношении церкви, в результате чего становится ясно, что при разработке новых концепций церковнослужители исходили из повышения статуса церкви и ее влияния. Политическая борьба боярских группировок показала необычайно ничтожную роль церкви при решении политических вопросов, она стала лишь орудием борьбы бояр друг с другом. Выходом из такой ситуации стала политика невмешательства, проводимая митрополитом Макарием, в межбоярские разборки. Повышение роли церкви на данный период очевиден. Это видно из расположения великого князя Ивана Васильевича к Макарию и принятие первым царского титула. Список использованных источников и литературы Источники 1.Русские летописи. Рязань, 1998. Т. 3: Воскресенская летопись. 2.Стоглав// Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1985. Т. 2. 3.Судебник 1550 г.// Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1985. Т. 2. Исследования 1.Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России. Л., 1988. 2. Ивина Л.И. Внутреннее освоение земель России в XVI в.: Историко- географическое исследование по материалам монастырей. М., 1985. 3.Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви. М., 1991. Т. 2. 4.Кобрин В.Б. Иван Грозный. М., 1989. 5.Колычева Е.И. Аграрный строй России XVI века. М., 1987. 6.Русское православие: вехи истории. М., 1998. 7.Синицына Н.В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции. М., 1998. 8.Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси X IV-XVI вв. Подвижники русской церкви. Новосибирск, 1991. 9.Черкасова М.С. Землевладение Троице-Сергиева монастыря в XVI-XVII. М., 1996. ----------------------- [1]См.: См.: Ивина Л.И. Внутреннее освоение земель России в XVI в.: Историко-географическое исследование по материалам монастырей. М.,1985. С. 21-24. [2] См.: Там же. С. 25-27. [3] См.: Колычева Е.И. Аграрный строй России XVI века. М., 1987. С.120- 125. [4] См.: Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси XIV-XVI вв. Подвижники русской церкви. Новосибирск, 1991. С. 220-222. [5] См.: Там же. С. 155- 170. [6] См.: Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России. Л., 1988. С. 80-85. [7] См.: Черкасова М.С. Землевладение Троице-Сергиева монастыря в XVI- XVII вв. М., 1996. С. 90-107. [8] См.: Синицына Н.В. Истоки и эволюция русской средневековой концепции. М.,1989. С. 227-132. [9] Стоглав// Российское законодательство Х-ХХ вв. М.., 1985. Т. 2. С. 374. [10] Там же. [11] См.: Ивина Л.И. Указ. соч. С. 12 [12] См.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 175. [13] См.: Там же. С. 156-157. [14] См.: Черкасова М.С. Указ. соч. С. 90. [15] См.: Там же. С.105-108. [16] См.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 159. [17] Цит по.: Там же. С. 160. [18] Русское православие: вехи истории. М., 1989. С. 95. [19] Цит по: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 164. [20] Там же. [21] См.: Русское православие: вехи истории. С.98. [22] См.: Там же. С. 100. [23] См.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С.180. [24] См.: Русское православие: вехи истории. С. 105-106. [25] См.: Там же. С. 109. [26] Стоглав. С. 271. [27] Судебник 1550 года// Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1985. Т. 2. С. 104. [28] Стоглав. С. 353. [29] См.: Колычева Е.И. Указ. соч. С.124. [30]См.: Там же. С. 125. [31] Цит по: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С.183. [32] См.: Там же. С. 184. [33] Русские летописи. Рязань, 1998. Т. 3.: Воскресенская летопись. С. 331. [34] Цит по: Там же. [35] См.: Русское православие: вехи истории. С. 103. [36] См.: Синицына Н.В. Третий Рим: истоки и эволюция русской средневековой концепции. М., 1998. С. 220-230. [37] См.: Русское православие: вехи истории. С. 103-104. [38] См.: Кобрин В.Б. Иван Грозный. М., 1989. С. 27. [39] Там же. [40] Там же. [41] См.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 224. [42] См.: Кобрин В. Б. Указ. соч. С. 27. [43] См.: Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России. Л., 1988. С. 35. [44] Там же. [45] См.: Там же. С. 94. [46] Русские летописи. Рязань, 1998. Т. 3: Воскресенская летопись. С.375. [47] См.: Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М., 1991. Т. 1. С. 419. [48] Там же. [49] Русские летописи. С. 387. [50] См.: Русское православие: вехи истории. С. 109. [51] Русские летописи. С. 387. [52] Там же. С. 387 –388. [53] См.: Карташев А.В. Указ. соч. С. 423-424. [54] Там же. С. 427-428. [55]См.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С.222-223. |
|