Дипломная работа: Церковно-государственные отношения в московско-киевский период (1461-1589)

Дипломная работа: Церковно-государственные отношения в московско-киевский период (1461-1589)

Московский патриархат

Калужская Духовная Семинария

Заочное отделение

V курс

Курс “История Русской Церкви”

Дипломная работа

«Церковно-государственные отношения в московско-киевский период (1461-1589)»

г. Калуга

2008 год.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение.

1. Рождение российского самодержавия и Церковь в XV - начале XVI века

1.1 Утверждение автокефалии Русской Православной Церкви и разделение ее на две митрополии

1.2 Митрополит Феодосий – попытки церковных реформ

1.3 Митрополиты в княжение Иоанна II (Филипп II и Геронтий)

2. Вопрос о секуляризации Церковных землевладений

2.1 Состояние церковного землевладения к началу XVI века

2.2 Рождение доктрин нестяжателей и иосифлян. Преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий

2.3 Ересь жидовствующих и ее роль в споре о церковных землевладениях

2.4 Государственная политика в XVI веке в отношении монастырских земель

3. Роль Православной Церкви в формировании идеологии централизованного государства

4. Участие церковных иерархов в политической борьбе в первой половине XVI века

5. Русская Церковь в период правления Ивана Грозного

5.1 Духовно-нравственный облик Ивана Грозного

5.2 Макарьевские соборы 1547 и 1549 годов. Подготовка и проведение Стоглавого собора 1551 года

5.3 «Опричнина» как государственное и как церковное явление

5.4 Митрополиты во вторую половину правления Ивана Грозного 1564-1584 годы.

6. Русская Церковь в период правления Феодора Иоанновича и Бориса Годунова.

6.1 Частичная стабилизация церковной и государственной жизни при царе Феодоре Иоанновиче и Борисе (1584 – 1598 годы).

6.2 Установление патриаршества в Русской Православной Церкви. Признание автокефалии Русской Церкви восточными патриархатами (1589 – 1593 годы)

Заключение

Список используемых источников и литературы

ВВЕДЕНИЕ

«Взаимоотношения Церкви и государства» - одна из важных и актуальных тем на сегодняшний день. Ее актуальность определяется: во-первых, высоким интересом к истории Церкви, связанным с интенсивным взаимодействием Церкви и государства в области решения ряда социальных проблем. Во-вторых, недостаточным изучением церковно-государственных взаимоотношений данного периода как таковых.

Изучение основных принципов политики московских князей невозможно без учёта религиозного и, как следствие, церковного фактора. Жизнь средневекового русского человека была целиком проникнута религиозными представлениями, в центре которых находился Бог. Посредником между Богом и людьми являлась Церковь. Поэтому Церковь занимала особое положение в структуре феодального общества. На Руси уже с момента принятия христианства в 988 году постепенно начинает утверждаться византийский вариант взаимоотношения Церкви и государства, основанный на теории симфонии, сакральном значении личности правителя, тесном переплетении государственных и церковных структур. По словам протоиерея Владислава Цыпина, «взаимоотношения между государственной властью и Православной Церковью составляли стержень политической системы Российского государства».[1] При этом позднее средневековье как никакая другая эпоха в истории Руси ознаменовалась острой религиозно-политической борьбой.

Таким образом, исследование политических актов власти московских великих князей и первых царей, через призму их взаимоотношений с Русской Церковью, необходимо для более глубокого понимания церковно-государственных отношений.

1. РОЖДЕНИЕ РОССИЙСКОГО САМОДЕРЖАВИЯ И ЦЕРКОВЬ В СЕРЕДИНЕ XV - НАЧАЛЕ XVI ВЕКА

1.1 Утверждение автокефалии Русской Православной Церкви и разделение ее на две митрополии

После смерти в 1431 году митрополита грека Фотия, русские иерархи, учитывая пожелание Василия II, «нарекли» в митрополиты рязанского епископа Иону. Однако константинопольский патриарх не утвердил его кандидатуру, ибо еще до его прибытия в Константинополь поставил на русскую митрополию смоленского епископа Герасима. Осенью 1433 года Герасим вернулся из Константинополя в Смоленск, принадлежавший Великому княжеству Литовскому, а в Москву не поехал, «зане князи руския воюются и секутся о княжении великом на Руской земли».[2]

В 1435 году Герасим, обвиненный в измене, погиб в Смоленске. А Иона во второй раз отправился в Константинополь на поставление в митрополиты. Но вновь опоздал: еще до его прибытия патриархия утвердила митрополитом грека Исидора, видного церковного деятеля, широко образованного человека. В апреле 1437 года новый митрополит прибыл в Москву.

Назначение Исидора своей целью ставило обеспечить принятие Русской Церковью предполагавшейся православно-католической унии. В этот момент Византии угрожала опасность со стороны Османской империи. Пытаясь спасти остатки своей державы, византийский император вступил в переговоры с римским папой о соединении церквей, чтобы затем получить поддержку европейских держав в борьбе с турками. Папа Евгений IV, в свою очередь, охотно откликнулся на предложение Византии, рассчитывая укрепить унией престиж папской власти.

Митрополит Исидор принял деятельное участие в заключении унии, которая была подписана во Флоренции в 1439 году. Папская курия и Константинопольская патриархия подписали акт о принятии Православной Церковью католических догматов и признании римского папы главой Церкви при сохранении православных обрядов в богослужении.

По пути из Флоренции в Москву Исидор разослал пастырское послание об унии в польские, литовские и русские земли. Однако терпимое отношение к унии Исидор встретил только в Киеве и Смоленске. Весной 1441 года митрополит прибыл в Москву с грамотой от папы Василию Темному. Но великий князь отказался признать акт о соединении церквей и объявил Исидора еретиком. Тот был арестован и заточен в Чудов монастырь. Оттуда Исидор бежал сначала в Тверь, затем в Литву и, наконец, в Рим.

Изгнание поставленного Константинополем митрополита и неприятие церковной унии 1439 года имело важные последствия. С одной стороны, в церковных кругах складывалось убеждение, что греки предали Православную веру ради своих корыстных целей, а с другой стороны, личность великого князя все больше ассоциировалась с образом истинного защитника веры, опоры Православия.

15 декабря 1448 года собор русских епископов в Москве утвердил на митрополичьем престоле ставленника Василия II Иону без санкции константинопольского патриарха. Этот акт ознаменовал формальное начало автокефалии Русской Церкви. Вместе с тем московская митрополия с этого момента оказалась в прямой зависимости от великокняжеской власти.

«Таким образом, - пишет С.Л. Фирсов, - с середины XV века церковно-государственные отношения на Руси вступают в новую стадию. С тех пор влияние великого князя московского на церковные дела неуклонно возрастает, в отношении к Церкви он становится на место византийского басилевса. А это, в свою очередь, не могло не иметь политических и «идеологических» последствий. С другой стороны, и Русская Церковь начинает переоценивать свое место в христианском мире, все больше и больше «византинизируясь». Особенно названные процессы усилились после падения в 1453 году «под секирами внуков Агари» Константинополя».[3]

Митрополит Иона стал первым предстоятелем автокефальной Русской Православной Церкви, но в то же время и последним митрополитом, чья юрисдикция распространялась на всю Русь, как Литовскую, так и Московскую.

В 1458 году папа римский Каллист III добился у польского короля Казимира Ягеллона утверждения изгнанного митрополита Исидора главой Киевской кафедры, но в связи со старостью последнего, был назначен ученик Исидора – Григорий. Василий II и митрополит Иона предприняли ряд попыток удержать от церковного разделения Киевскую часть Руси, но никаких результатов их действия не принесли.

В 1459 году митрополит «позвал в Москву на собор всех епископов своей митрополии и попросил их дать письменное обещание – «быть неотступными от святой Церкви московской, от митрополита Ионы и во всем повиноваться ему, а по отшествии его к Богу, повиноваться его законным преемникам; к отступнику же от православной веры, Исидорову ученику Григорию, отлученному от святой соборной Церкви, нам, архиепископам и епископам русской митрополии не приступать, грамот от него никаких не принимать и совещаний с ним не иметь ни о чем».[4] В этом документе впервые говорится о Русской Церкви, как Церкви национальной – «московской». Подобное политическое заявление окончательно закрепило разрыв между двумя митрополиями, поскольку соединение предполагало признание со стороны Литвы церковного главенства над собой Московской митрополии, что по политическим соображением для них было не приемлемо.

С этого времени на Руси существовало две митрополии – Московская автокефальная и Киевская, которая вскоре порвала с унией и вновь вошла в юрисдикцию Константинопольского Патриархата.

Митрополит Иона старался содействовать великому князю как во внутренней, так и во внешней политике. «Зависимость наша от них почти уже не существовала; но они еще часто вторгались в наши пределы и, в случае успеха, заставляли смиряться нашего великого князя и даже платить дань. Чтобы успешнее отражать их набеги, великий князь нуждался в помощи от других русских князей. И для возбуждения их к этому митрополит Иона иногда слал к ним свои пасторские грамоты, как-то к Можайскому князю Ивану Андреевичу, иногда отправлял своих послов, как отправлял к тому же князю коломенского владыку Геронтия, а иногда убеждал местных епископов ходатайствовать о том перед своими князьями».[5]

Отчасти благодаря действиям митрополита в Новгороде и Твери образуются промосковские партии, в результате чего Ивану III удалось довольно быстро подчинить эти земли Москве (Новгород в 1478 году, а Тверь в 1485 году). В 1510 году Москве был подчинен Псков. Последней была ликвидирована в 1521 году самостоятельность Рязанского княжества. Результатом быстрого усиления Московского государства стало восстановление полной независимости от татар: в 1480 году после неудачного похода хана Ахмата на Русь с татаро-монгольским игом было покончено.

1.2 Митрополит Феодосий – попытки церковных реформ

Преемником митрополита Ионы (с 1461 по 1464 годы) стал архиепископ Ростовский и Ярославский Феодосий (Бывальцев).

После его поставления на митрополию на Руси была предпринята попытка обосновать новый порядок вещей, сложившийся в Русской Церкви в связи с переходом к самостоятельности. «Суздальский священноинок Симеон написал так называемое «Слово об осьмом соборе», то есть о Ферраро-Флорентийском соборе и заключенной на нем унии, в котором рассматривал церковную независимость Руси от греков именно как следствие отпадения последних от Православия. Русь предстает у Симеона в качестве единственной хранительницы истины Православия… В произведении Симеона уже оформляются те мысли, которые чуть позже выкристаллизуются в теорию Москвы – III Рима».[6]

Одной из забот митрополита Феодосия стало положение дел в Новгороде, всеми силами противившегося московской централизации. Тогда в Новгороде боролись две партии: пролитовская, состоящая из бояр во главе с Борецкими, и промосковская, состоящая из простых людей. В ходе этой борьбы среди влиятельных бояр раздавались отдельные голоса и за переход в церковную юрисдикцию киевского униата Григория. Но новгородскому архиепископу Ионе при поддержке Феодосия удавалось сдерживать подобные настроения.

Взойдя на Московскую кафедру, Феодосий активно занялся оздоровлением нравственного облика приходского духовенства посредством ужесточения канонической дисциплины. В частности, Феодосий вновь подтвердил правило обязывавшее овдовевших священников уходить в монастырь и принимать постриг. Тех же, у кого из вдовых священников обнаруживалась сожительница – а таковых было не мало, Феодосий, согласно канонам, велел извергать из сана.

Эти меры митрополита Феодосия вызвали сильнейшее возмущение со стороны низшего духовенства. Но вины Феодосия в этом не было – слишком уж велико было падение нравов, кроме того, храмов на Руси было очень много, а готовить духовенство было абсолютно негде: потому приходилось терпеть преступавших церковные каноны, так как вдовство было явлением достаточно распространенным, а не каждый вдовый священник был готов стать монахом.

От постоянных упреков Феодосий окончательно разочаровался в начатой им реформе и, оставив в 1464 году митрополию, удалился на покой в Чудов монастырь.

1.3 Митрополиты в княжение Иоанна II (Филипп и Геронтий)

В том же (1464) году собором епископов при участии великого князя Ивана III Васильевича новым митрополитом был избран Филипп I, ранее занимавший Суздальскую кафедру.

При митрополите Филиппе вновь резко обозначились нестроения в Пскове и Новгороде. Со смертью архиепископа Ионы в 1470 году духовенством ему был избран преемник – ризничий Феофил, который и должен был отправиться в Москву на поставление. Однако Борецкие выдвинули своего кандидата на архиепископство - монаха Пимена, бывшего ключника Ионы – казнокрада и карьериста, готового ехать на поставление к Григорию в Киев.

На тот момент Григорий уже отрекся от унии и был признан Константинопольским патриархом Дионисием в качестве митрополита всея Руси, так как Московских митрополитов патриарх не признавал. Дионисий направил в Литву, Новгород и Москву грамоты с требованием признания Григория законным митрополитом Константинопольской юрисдикции. Великий князь Иван III, дабы пресечь новгородский сепаратизм, написал в Новгород послание, в котором пытался убедить новгородцев не выходить из-под московской юрисдикции, по причине сомнения в истинности Православия греков и обосновывал необходимость перехода Русской Церкви к независимости от Константинополя.

В 1471 году, пришедшие к власти в Новгороде Борецкие, заключают союз с великим князем литовским и польским королем Казимиром Ягеллоном. Казимир поставил в Новгород своего наместника и обещал «Господину Великому Новгороду» защиту от Москвы. Нареченный архиепископ Феофил, боясь потерять кафедру, также принял участие в сговоре с Казимиром. В Москве это расценили как политическую измену и отступничество от Православия, началось открытое противостояние.

В июне 1471 года на Новгород двинулся во главе московского войска сам великий князь Иван III, по слову летописца «не яко на христиан, но яко на язычник и на отступник от православья».[7] После сражения на реке Шелони, окончившегося разгромом новгородцев, был заключен мир, условиями которого был выход Новгорода из-под власти Казимира, и сохранение государственного и церковного подчинения Москве.

В период управления Русской Церковью митрополитом Филиппом пришелся брак Ивана III с византийской принцессой Софьей Палеолог. В ходе этого события примечателен следующий случай. Софья была униаткой, воспитанницей митрополита-кардинала Виссариона Никейского, одного из творцов Флорентийской унии, идя на брак с великим князем она отказалась от уни, однако ее поездку в Россию сопровождал папский легат – кардинал Антонио Бонумбре. Папский дипломатический этикет требовал при въезде в Москву преднесения латинского креста, в чем Иван III не видел ничего предосудительного. Однако, узнав об этом, митрополит Филипп поставил ультиматум, «что если кардинал в предношении латинского креста будет входить в одни ворота Москвы, то он, Филипп, в предношении православного креста тотчас выйдет из города в противоположные ворота и более в Белокаменную уже не вернется».[8] Князь был вынужден принять требования Филиппа: креста перед легатом не несли, а сам кардинал был принят лишь как частное лицо.

Преемником митрополита Филиппа в 1473 году стал Коломенский епископ Геронтий (1473-1489 годы).

В 1478 году между ним и Иоанном III произошел конфликт (вероятно, неприязнь Геронтия и великого князя началась гораздо раньше).

Началось все с того, что Ростовский архиепископ Вассиан Рыло - противник Геронтия, желавший занять его место, решил подчинить себе Кирилло-Белозерский монастырь, который хоть и находился в его епархии, однако, издревле находилась в ведении удельного князя Верейско-Белозерского, каковым в то время был князь Михаил Андреевич, представитель младшей ветви Московской династии. Вассиан обратился к Ивану III, который в это время находился с князем Михаилом в очень натянутых отношениях. Иван собрал в Москве собор, который вопреки требованиям Геронтия сохранить существующий порядок, передал монастырь Вассиану.

Продолжением этого конфликта между Геронтием и Иоанном стал случай, который произошел при освящении нового Успенского собора: князю донесли, что митрополит Геронтий неправильно совершает крестный ход - против солнца. Иван III, полагавший, что ходить нужно посолонь, видимо, расценил действия Геронтия политический протест. Разразился скандал в результате которого князь запретил митрополиту освящать новопостроенные московские храмы.

«В этом эпизоде показательны два момента. Во-первых, великий князь уже вполне мыслит себя равным византийским государям после того, как Русь окрепла, а сам он вступил в брак с принцессой из дома Палеологов. Иоанн уже усваивает себе и поведенческий стереотип императоров, активно вмешивавшихся в дела Церкви. Само по себе участие самодержавного монарха в делах церковных в православной традиции всегда оценивалось позитивно, но при одном условии – высоком уровне церковного сознания и не менее высокой степени ответственности пред Богом за Церковь и народ. К сожалению, Иоанну III этого нередко недоставало. Тем не менее, постепенно и на Руси стали вырисовываться контуры нового типа отношений между церковной и светской властями, при котором монарх усваивал себе право диктовать свою волю Предстоятелю Русской Церкви».[9]

В последствии, в 1481 году, дело о крестном хождении дошло до особого соборного разбирательства, на котором, однако, подтвердилась правота Геронтия.

Но, желавший доказать свою власть в делах церковных, Иван продолжал свои нападки на митрополита. Тогда Геронтий удалился в Симонов монастырь и велел передать государю, что оставит кафедру, если великий князь не «побьет ему челом» и не прекратит принуждать к хождению посолонь. Митрополита поддержало практически все духовенство, поэтому Иван III вынужден был смириться и принести свои извинения митрополиту.

Однако следует отметить, что столкновение Ивана III с Геронтием никак не отразилось на позиции митрополита во время событий, в ходе которых решалась дальнейшая судьба Руси. Во время знаменитого стояния на Угре оба иерарха – Геронтий и Вассиан (последний временно примирился с митрополитом) – воодушевляли Ивана, желавшего просить у Ахмата мира (великий князь был готов согласиться даже на частичную от него зависимость и выплату дани), на борьбу с татарами. Они оба направили Иоанну послания, в которых убеждали князя воевать до полной победы. Причем «Вассиан в своем послании аргументирует необходимость войны до победного конца новым теократическим сознанием, утвердившимся на Руси в это время. При этом Вассиан освобождает Иоанна от вассальной клятвы Ахмату, заявляя, что повиновение православного государя «богостудному, оскверненному, самозванному царю» преступно и грешно. Вассиан видел в войне с татарами священную брань за победу Православия».[10] Геронтий же был более сдержан.

После победы над Ахматом в отношениях между Геронтием и Иоанном вновь возникла напряженность. «В конце 1483 года митрополит Геронтий по болезни удалился в Симонов монастырь, предполагая совсем оставить митрополию. Болезнь, однако, скоро прошла, митрополит захотел снова вступить в отправление своих обязанностей. Тогда великий князь сделал было попытку устранить от дел Геронтия, но не решался на открытое беззаконие, и митрополит снова возвращен был на свой стол».[11]

2. ВОПРОС О СЕКУЛЯРИЗАЦИИ ЦЕРКОВНЫХ ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЙ

2.1 Состояние церковного землевладения к началу XVI века

Русское государство XVI века являлось государством агарным, сельское хозяйство было самой развитой и прибыльной отраслью экономики. Отсюда следует, что наибольшее влияние на политику оказывали крупные землевладельцы, причем их роль в управлении государством напрямую зависела от их земельной собственности. Одним из самых крупных землевладельцев была Русская Православная Церковь в лице монастырей.[12]

В XV-XVI веков монастыри в России переживали расцвет. В центре и на окраинах появились сотни новых обителей. Дореволюционные историки склонны связывать это с участием монастырей в колонизации плохо заселенных русских земель. Здесь не было богатых жертвователей из князей, знати и горожан. Одни из них превратились в крупных землевладельцев, другие существовали в виде скитов и лесных пустыней.

Но, как отмечает Р.Г. Скрынников, если взглянуть на карту расположения русских средневековых монастырей, нетрудно заметить, что эти обители нередко стояли на пересечении торговых путей, что способствовало их обогащению и росту. Так, река Шексна, протекавшая близ Кирилло-Белозерского монастыря, издавна была одной из важнейших торговых артерий севера. Волок Ламский, где появился Иосифо-Волоцкий монастырь, находился на древнем торговом пути «из варяг в греки». С образованием монастыря подобные места стали выгодны для торговли и удобны для отдыха.

Малоосвоенные земли, окружавшие новые монастыри, расположение обителей на пограничье разных княжеств, а так же ореол святости основателей делали их притягательными для крестьян, стремившихся покинуть прежних владельцев и найти покровительство у Церкви. Основанные, как правило, на малонаселенных поначалу землях, монастыри быстро обрастали сельскими поселениями.

Князья, на чьих землях или границах находились крупные монастыри, стремились заручиться их поддержкой, особенно в территориальных спорах и различных конфликтах с соседями. Кроме того, святые основатели монастырей были моральной опорой в моменты выбора ими новых направлений политики или преемника.[13]

Т.о. удельные князья были заинтересованы в процветании своих монастырей, предоставляли им налоговые льготы и судебные привилегии. Это, в свою очередь, благоприятствовало развитию хозяйства монастырей, привлекало крестьян, «садившихся» на монастырскую землю.

Быстрому обогащению монастырей способствовали и пожертвования богомольцев.

Состоятельные люди усвоили своеобразный взгляд на грех и покаяние. Любой грех они надеялись после кончины замолить чужой молитвой. Власть и преступление были нераздельны, а потому князья на старости лет щедро наделяли монастыри селами, давали им жалованные грамоты. Их примеру следовали другие богатые землевладельцы, из поколения в поколение поддерживавшие отношения с «семейными» монастырями. Для устройства души усопшего наследники при разделе имущества выделяли обязательную долю в пользу монастыря, что получило отражение в нормах наследственного права.[14]

Пик пожертвований начался в конце XV века в связи с напряженными эсхатологическими ожиданиями конца света в 1492 г.

Советскими историками указывается, что к середине XVI века Церкви принадлежало до 1/3 обрабатываемых земель. Новейшие источники дают более трезвую оценку - от 16% до 4.7%. Но это оценка тех земель, что были расположены преимущественно в центральных областях Руси, причем земли эти были с деревнями, крестьяне которых административно и судебно подчинены епископу или крупным монастырям.[15]

Сложившаяся ситуация сильно заботила великого князя Ивана III, ибо монастырские земли с его точки зрения оказывались «бесполезными» (еще со времен монголо-татарского ига Церковь не облагалась налогами, поэтому, не смотря на активную социальную деятельность и выкуп пленных, церковные вотчины с позиции государства считались бесполезными). А потому верховная власть была очень не прочь забрать их себе и раздавать «служилым людям» в «кормление».

В 1478 г. Иван III, завоевав Новгород, провел первую в русской истории масштабную секуляризацию церковных земель Новгорода, раздав, согласно летописи, конфискованные у монастырей села во владение московским боярам.[16] В дальнейшем Иван III намеревался провести аналогичную кампанию в масштабах всей страны, что со всей ясностью обнаружилось на соборе 1503 года в Москве.

Проводимая великим князем политика в отношении церковного землевладения породила церковно-политический конфликт между двумя партиями: так называемыми «нестяжателями» и «иосифлянами».

2.2 Рождение доктрин нестяжателей и иосифлян. Преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий

Так как провести насильное изъятие было невозможно, поскольку применение тех же мер, что и в Новгороде в отношении московского духовенства вызовет крайнее негодование населения. По этой причине, в отличие от Новгорода, в Москве власти пытались воздействовать на Церковь методами убеждения: от духовенства требовали добровольной «жертвы» в обмен на полное обеспечение деньгами из казны и хлебом из великокняжеских житниц. Как отмечает Сомин Н.В., великий князь мог рассчитывать на успех задуманной секуляризации лишь при поддержке влиятельных духовных лиц, кокковым стал преподобный Нил Сорский.

Преподобный Нил Сорский - ученый монах, долго странствовавший по православному Востоку, побывавший и в Константинополе (уже под турками), живший долго на Афоне, знал греческий язык.

Он был специально приглашен на собор великим князем Иваном III. На соборе он настаивал на том, что все монастырские вотчины должны быть отобраны. Взамен он предлагал свою теорию полной реорганизации монашеской жизни, как она сложилась за века: с 1054 до 1503 года - за 450 лет, основанную на устроении монашеского общежития по скитскому принципу.[17]

Стоит сразу отметить, что не смотря на здравость предложенной реформы (аргументация которой приведена ниже), такая реорганизация была практически неосуществима, а потому не нашла широкой поддержки в церковных кругах.

Строя свою апологию нестяжания, преподобный Нил Сорский исходил из обличения тех злоупотреблений, которые наличествовали на тот момент в области церковного землевладения (к слову – ни одного положительного аспекта в монастырских вотчинах он не находил).

Постепенно с обрастанием монастырей землями монахи, удалившиеся из мира во имя духовного подвига, стали вести жизнь весьма далекую от идеалов иноческой подвижнической жизни: начали предаваться стяжанию, собирали оброки с крестьян, вымогать пожертвования у богатых землевладельцев.

Вот что позже писал ученик преподобного Вассиан Патрикеев[18]: «Поступая в монастырь, мы не перестаем всяким образом присваивать себе чужое имущество. Вместо того, чтобы питаться от своего рукоделия и труда, мы шатаемся по городам и заглядываем в руки богачей. Раболепно угождаем им, чтобы выпросить у них село или деревеньку, серебро или какую скотинку. Господь повелел раздавать неимущим, а мы, побеждаемые сребролюбием и алчностью, оскорбляем различными способами живущих в селах братьев наших, налагаем на них лихву на лихву (оброки – прим. мое С.Х.), без милосердия отнимаем у них имущество (за долги монастырю – прим. мое С.Х.), забираем у поселянина коровку или лошадку, истязуем братьев наших мечами или прогоняем их с женами, детьми из наших владений (крепостного права еще не было – прим. мое С.Х.).

…Или, иногда предаем княжеской власти на конечное разорение. Иноки, уже поседелые, шатаются по мирским судилищам и ведут тяжбу с убогими людьми за долги, даваемые в лихву. Или с соседями за межи. Тогда как апостол Павел укорял коринфян - людей мирских, а не иноков, - за то, что они ведут между собою тяжбы, поучал их, что лучше бы им самим сносить обиды и лишения, чем причинять обиды и лишения своим братьям».[19]

Безусловно, многие негативные аспекты церковного землевладения Вассиан передергивал и преувеличивал – в политике без этого никуда. Но факт: Иосиф Волоцкий занимался широкой благотворительностью из средств монастыря во время неурожая или голода, но одновременно с этим он запретил, чтобы монахов не обвиняли в насилии, «правеж» (взыскания за долги) в монастырских стенах (монастырское управление, как и всякое имущественное управление, всегда предполагает такие вещи, как твердо установленный оброк, и следовательно, предполагает какие-то средства взыскивать этот оброк), но сам «правеж» разрешался и вменялся в обязанность за пределами монастырских стен.

По этому поводу Вассиан Патрикеев пишет: «Отвергшись страха Божия и своего спасения, повелевают нещадно мучить и истязать неотдающих монастырские долги, только не внутри монастыря, а где-нибудь за стенами. По-ихнему казнить христианина вне монастыря не грех. О, законоположитель! Или лучше назвать законопреступник! Если считаешь грехом внутри монастыря мучить братию свою, то и за монастырем также грех. Область Бога, почитаемая в монастыре, не ограждается местом. Все концы земли в руках Его. Откуда же ты взял власть нещадно мучить братий, а особенно неправедно!»[20]

Обличая монастырское любостяжание, Нил Сорский, спрашивая членов собора о сущности монашества, дал следующий ответ: «Это добродетель, возведенная в степень примера для подражания. Но если примера нет, если нет и добродетели, если монахи не могут освободиться от претензий на роскошь, от любостяжания, то какой же пример и кому они могут подать? А если так, то зачем вы существуете?»[21]

Этого же мнения держался и Сергий Радонежский, запрещавший просить милостыню по богатым дворам, и особенно Кирилл Белозерский. Развивая такую свою концепцию, Нил Сорский настаивал, что при монашеском укладе, существующем в конце XV- начале XVI веков, монашество «является не примером для мира, а поношением».

Оппонентом преподобного Нила Сорского явился другой подвижник – преподобный Иосиф Волоцкий – игумен Успенского монастыря в Ламском Волоке.

Иосиф Волоцкий отстаивал монастырские богатства, указывая на монастырскую благотворительность, и тот факт, что монастырские крестьяне, не смотря на все издержки, все равно жили лучше окружающих. В качестве примера преподобный приводил Волоцкий монастырь, который в голодные годы кормил сотни голодающих крестьян,[22] собиравшихся со всей округи. Спасение же Иосиф видел в умножении строгостей.

Стоит отметить, что в дальнейшем, когда речь будет идти о борьбе «иосифлян» с «нестяжателями», то необходимо помнить, что сам преподобный Нил Сорский политикой никогда не занимался (чего с уверенностью нельзя сказать о Иосифе Волоцком). Но его последователи – нестяжатели позднейшего времени активно включились в политическую борьбу и встали в оппозицию линии уже столь же политизированных иосифлян. Дифференциация между этими двумя партиями прошла не только по признаку отношения к церковным землям, но и по политическим: среди идеологов нестяжательства было немало тех, кто поддерживал старые удельные порядки. Иосифляне же, напротив, были приверженцами единодержавной линии, иногда вплоть до готовности подчинить Церковь власти государя, как это позднее продемонстрировал митрополит Даниил.[23]

2.3 Ересь жидовствующих и ее роль в споре о церковных землевладениях

Во второй половине XV века в Новгороде возникло религиозное движение, известное под именем ереси «жидовствующих». По словам летописцев, основоположником ереси был лейб-медик еврей Схария,[24] появившийся в Новгороде в 1471 г. в свите киевского князя Михаила Олельковича (правнук Ольгерда Литовского).

Скудные сведения в летописях, посланиях архиепископа Новгородского Геннадия и «Просветителе» преподобного Иосифа Волоцкого позволяют сделать вывод, что жидовствующие отвергали церковную иерархию и монашество, отрицали поклонение иконам и оскверняли их, не верили в таинство Евхаристии, отрицали Троицу и божественность Иисуса Христа. Некоторые жидовствующие крайнего толка не признавали бессмертие души.

Собственно еврейский элемент не играл в учении жидовствующих главной роли. По сути эта ересь, с одной стороны, была отражением на русской почве происходившего в это время в Западной Европе религиозного брожения, проявлявшегося в возникновении ряда рационалистических учений.

С другой – следствием пороков церковного общества и недостатков церковного устроения: падение светского и церковного просвещения в то время достигло своего апогея. Почти не было грамотных священников (даже в таких местах, как Новгород, где в XII веке была поголовная грамотность населения).[25] В письме Геннадия Новгородского митрополиту Московскому Симону, тот пишет абсолютно откровенно: «Приводят ко мне мужика в попы ставить. Я ему велю Псалтирь читать: еле бредет. А почему? Школ нет. Только частное обучение, и сами учителя полуграмотные... Возьмутся дитё учить, так только язык ему портят».[26]

Всюду пышным цветом развилось суеверие, знахарство, в том числе среди членов великокняжеского дома.[27] Широкое распространение получает «эзотерическая» литература XV века: «Рафли», «Аристотелевы врата», «Шестокрыл», «Зодея» и другие. Еще в XIV-м веке оказывалось, что, например, в Вятской области у людей по 8-10 венчанных жен – спустя век ситуация в области нравственности ни сколько не изменилась. Духовенство тоже занималось «волхованием», но на священных предметах.[28]

К этому всему примешалось то, что в 1492 году от Рождества Христова по летоисчислению от сотворения мира наступил 7000 год, в котором ожидался конец света.

Схария и его помощники[29] начали пропаганду, обличая пороки духовенства и церковные нестроения, в том числе монастырское землевладение. На эту пропаганду поддалось крупное духовенство: соборный протопресвитер, настоятель новгородского кафедрального собора Гавриил и иереи Дионисий и Алексий.

В Новгороде к жидовствующим примыкали люди нравственно наиболее строгие и выдержанные, которые и себе казались праведниками. Среди активистов жидовства не было маргинальных элементов - там были именно люди, известные строгостью и всеми уважаемые.

Поначалу ересь распространялась тайно, и внешне еретики оставались православными. В 1481 году Иван III посетил Новгород, где познакомился с некоторыми представителями ученого духовенства. Алексия и Дионисия князь забирает к себе в Москву.[30] Одного делает соборным протоиереем Успенского собора, другого настоятелем Архангельского Собора Кремля. В Москве Алексий и Дионисий организовали круг еретиков, куда, в частности, входил архимандрит Симонова монастыря Зосима, и ряд лиц из высшей администрации Иван III: дьяк Федор Курицын (главный советник Ивана III по международным отношениям), Дмитрий Коноплев и Иван Максимов (подручные великого князя), и брат Федора Курицына - Волк Курицын.[31]

Поначалу сам великий князь Иван III снисходительно относился к еретикам, пытаясь использовать их своих целях: жидовствующие облегчали ему борьбу с противниками секуляризации, поскольку еретики, помимо прочего, были противниками «стяжательства».

Трудно сказать, насколько участвовала в этом Елена Стефановна, тогда еще жена наследника престола Ивана Ивановича Молодого (умер в 1490 году), старшая невестка царя, но определенные связи с еретиками она имела. По-видимому, еретики имели виды на легализацию от сына Елены Димитрия который был провозглашен наследником престола в 1498 г.

Ересь стала широко известна лишь в 1487 г., когда в Новгороде несколько священников стали хулить православную веру.[32] Об этом доложили архиепископу Геннадию, который назначил расследование происшествия. Один из обвиняемых покаялся и сообщил архиепископу сведения о ереси.

С этого момента архиепископ Геннадий возглавил борьбу против жидовствующих. Он добился созыва собора в 1488 г., на котором было решено применять суровые меры наказания к нераскаявшимся еретикам. Однако еретики, заручившись расположением великого князя, добились поставления в 1491 г. архимандрита Зосимы митрополитом Московским.

Но в 1494 году митрополит Зосима, обвиненный в «непомерном питии», был отстранен. Его место занял митрополит Симон – человек твердых православных убеждений, но слишком робкий, готовый подчиняться приказам Ивана III, а потому не начавший преследования еретиков.

Дело Геннадия продолжил Иосиф Волоцкий. Чтобы организовать суд над еретиками, преподобный Иосиф предложил начать с радикальных мер: арестовать подозреваемых и, подвергнув пыткам, выявить зачинщиков и прочих участников.

Благодаря деятельности епископа Геннадия, объединившегося в борьбе с еретиками с партией, поддерживавшей сына Иоанна III Василия III в 1500 году Елену и ее сына постигла опала, и в 1502 году их заточили, а наследником престола был объявлен Василий – таким образом еретики лишились поддержки в администрации великого князя. Последовавший затем собор 1503 года (под председательством митрополита Симона) анафематствовал нескольких влиятельных еретиков и приговорил их к казни. Некоторых жидовствующих сожгли, а других заточили в тюрьмы и сослали в монастыри. Так на соборе возобладала точка зрения преподобного Иосифа Волоцкого. От этого удара ересь жидовствующих уже не оправилась.[33]

2.4 Государственная политика в XVI веке в отношении монастырских земель

Примерно с 1511-1512 годов Церковь стала получать большие иммунитетные привилегии сохраняя независимость своих владений от государственной власти. Взамен великокняжеская власть хотела получить от иерархии полную поддержку в своих делах. Однако сочувствовавший нестяжателям митрополит Варлаам (с 1511 года) сопротивлялся великому князю.

Позиции «нестяжателей» несколько усилились, когда в 1518 году с Афона прибыл Максим Грек для перевода церковных текстов. В своих сочинениях он говорил о необходимости отказа Церкви от земель. Его деятельность вызывала сильное раздражение среди иосифлян. Ведущую роль в этой борьбе играл новый митрополит Даниил, последователь Иосифа Волоцкого. Он также оказывал помощь Василию III во внутриполитических делах, а поэтому пользовался его поддержкой. В феврале 1525 года Максим Грек был арестован и после скорого суда провел в заточении 7 лет.

Серьезный удар «нестяжатели» получили с устранением в 1531 году Вассиана Патрикеева. Вассиан выступал против развода Василия III с женой Соломонией, а затем обличал вероломное предательство черниговских князей Шемячичей – заключенных Василием в темницу во время переговоров, вопреки данной ранее охранной грамоте. Вассиан попал в немилость, против него был инспирирован процесс по обвинению в ереси и колдовстве, после чего тот был сослан в Волоколамский монастырь на «строгое послушание», где вскоре и скончался.

На суд над Вассианом в качестве свидетеля был привлечен и Максим Грек, но митрополиту Даниилу, по видимому, был необходим показной процесс и Максиму прямо инкриминировали проповедь нестяжательства. При этом ему было приписано многое из того, что в реальности говорилось отнюдь не им, а Вассианом. Реабилитирован Максим был только в годы правления Ивана IV.

Осуществленные в годы правления Елены Глинской (1533-1538) многие важные мероприятия, направленные на укрепление централизованного государства, коснулись и Церкви. Во время интенсивного возведения городских укреплений в Москве и Новгороде духовенство – в нарушение традиций – было наряду с другими слоями населения обложено сбором на постройку. Позже с новгородского архиепископства и его монастырей взяли большую сумму денег на выкуп людей из татарского плена.[34] Все эти меры были попыткой светских властей привлечь средства Православной Церкви и ограничить ее богатства.

В середине XVI века в связи с бурным развитием поместной системы правительство как никогда испытывало острую нужду в пашенных землях. Большинство черных волостей и часть дворцовых были розданы в поместье. Начавшиеся реформы требовали свободных земель. Отсутствие культурных земель сдерживало в известной степени рост поместной системы. Правительство надеялось на Стоглавом соборе провести программу хотя бы частичной секуляризации церковных земель.

Обращаясь к Стоглавому собору, Иван Грозный касался важнейших привилегий духовенства: земельных и финансовых: «В монастыри боголюбцы дают душам своим и родным на поминок вотчины и села собою покупают монастыри, а поимали много по всем монастырем, а братьи во всех монастырех по старому, а инде и старого меньши. Есть и пить старого братья скуднее, а строения в монастырех ни котораго не прибыло, а старое опустело. Где те прибыли, и кто кто тем корыстуеся? Да тарханные и несудимые и льготные грамоты у них те о торговлях безпошлино. Чернцы по селам живут да в городе, тяжутся о землях Достойно ли то?…»[35] Под видом заботы о «чистоте» монашеского общежития совершенно отчетливо проступают секуляризационные устремления царя.

Весной 1551 года Стоглавый собор постановил: «Да у которых монастырей земель и сил довольно, посмотря по братству и мочно прожити, и те бы архимариты и игумены и строители и старцы благочести вашу царю не стужали, излишнего не просити, и лготных, и о торговлях безпошлино, и несудимых грамот и угодий не припрашивали»,[36] т.е. пока еще в довольно мягкой форме богатым обителям предлагается более не просить жалованные грамоты.

Однако решения собора не удовлетворили правительство, поэтому после окончания Стоглавого собора в мае 1551 года состоялось новое совещание с более ограниченным составом духовенства при непосредственном участии царя. Согласно постановлениям нового собора, духовенству запрещалось покупать вотчины без доклада царю, тем самым ограничивались темпы роста церковного землевладения. В случае нарушения постановления вотчина отписывалась на царя безвозмездно. Признавались монастырской собственностью как земли, данные раньше, так и те, которые будут давать вперед за помин души. Если завещатель оговаривал право выкупа вотчины своими родственниками, то за вотчину следовало давать столько, сколько указано в духовной грамоте. Часть церковных земель изымалась: поместные и черные земли, которые монастыри и владыки получили в качестве уплаты долга; починки, поставленные на государевых землях; села, волости, угодья, данные боярским правительством в период малолетства Ивана IV. Запрещалось не только продавать, но и давать вотчины «за помин души» в городах, центрах княжеских владений, в Твери, Микулине, Торжке, Оболенске, Белоозере, Рязани, а также суздальскими, ярославскими, стародубскими князьями «без царева ведома». Если же вотчина давалась в монастырь «без ведома государя» до этого указа, то монастырю уплачивались деньги, а сама вотчина отбиралась и давалась в поместье. Таким образом, по приговору 11 мая 1551 года некоторое количество монастырских имений перешло в государственное владение.[37]

В период правления митрополита Антония было созвано два собора в 1573 и 1580 годов, на которых были еще сильнее урезаны имущественные права Церкви. Если Стоглавый собор запретил покупать земли без доклада князю, то эти два собора запрещают не только покупать земли, но и вообще принимать в дар. Монастыри обязывались жить на уже имеющихся землях, а бедные монастыри с недостаточным количеством земли для пропитания должны отныне докладывать об этом лично государю, который по своему усмотрению будет наделять эти монастыри землей. Так же царь оставил за собой право отозвать уже пожертвованные княжеские земли в государственную казну.[38]

Подводя итог, следует отметить, что рассматриваемый период является временем расцвета монастырей. В центре и на окраинах появились сотни новых обителей. Одни из них превратились в крупных землевладельцев, другие существовали в виде скитов и крохотных лесных пустыней, чему было несколько причин: заинтересованность князей в мощном союзнике своей политики, земельные дарения для спасения души, выгодное расположение. Однако это породило коренные изменения как в статусе церковнослужителей – игумены монастырей и епископы, фактически, становились феодалами, так и в нравственном облике духовенства, что вызвало тревогу в церковных кругах. Лучшие умы Церкви искали выход из кризиса, в результате чего начали развиваться две концепции – сохранения церковных земель и имущества и полного отказа от них. Церковь и государство не противостояли друг другу постоянно – они были союзниками в борьбе с еретичеством. В церковной политике великих князей постоянно присутствуют секуляризационные тенденции, но больших успехов государство добилось в 50-е годы XVI века.

3. РОЛЬ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В ФОРМИРОВАНИИ ИДЕОЛОГИИ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА

В русском православном государстве, где церковные каноны пронизывали всю жизнь общества, Церковь могла быть единственным идеологом нового централизованного государства. XVI век – время поиска новых концепций.

Одним из таких идеологов был Иосиф Волоцкий, чья активная борьба с еретиками принесла ему большое влияние на дела русской церкви. Но в большей степени росту его влияния содействовал конфликт между новгородским архиепископом Серапионом и великим князем Василием III, решившим принять Иосифо-Волоколамский монастырь под свою власть (испокон веков Волоцкий удел подчинялся в церковном отношении Новгородскому архиепископу). Владыка не побоялся наложить проклятие на Иосифа Волоцкого, объявив: «Что еси отдал монастырь в великое государьство, ино то еси отступил от небесного, а пришол к земному».[39] Иосиф Волоцкий использовал промах владыки и внушил князю, что Серапион сравнил удельного князя с небом, а великого – с землей. Серапион в 1509 году лишился сана, попал в заключение и лишь через три года был отпущен в Троице-Сергиев монастырь.[40]

Конфликт с Серапионом побудил Иосифа Волоцкого сформулировать новый взгляд на предназначение царской власти в Русском государстве. Преподобный провозгласил, что властью своей государь подобен «вышнему Богу». Государя русского, доказывал волоцкий игумен, сам «Господь Бог устроил вседержатель во свое место и посадил на царском престоле… и всего православного христианства, всея Руския земля власть и попечение вручил ему».[41] Иосиф тем самым укреплял не только и не столько авторитет великого князя, до которого ему, как святому подвижнику, не было особого дела, но роль Церкви в государстве: так как если великий князь получает власть от Бога, то перед Богом он несет и ответственность за нее, за надлежащую заботу о благополучии и процветании Церкви.[42]

Начавшаяся в середине XV века эпоха автокефалии в области политической идеологии отметилась утверждением самобытной версии византийской идеи вселенского самодержавия. В Византии означенная идея опиралась на историософское учение о «четырех царствах». Константинопольские идеологи понимали эти царства как сменявшие друг друга мировые империи: Ассирийское царство, Вавилонское, Персидское и Римское. Константинополь - «новый Рим» - продолжает историю Римской империи уже как православного царства.[43]

На Руси эта идея трансформировалась в историософскую доктрину о преемственности христианского царства Москвой. Концепция «Москва – третий Рим» тесно связанна с версией о происхождении московских великих князей от римских императоров («Сказание о князьях Владимирских»). Эту идею сформулировал игумен псковского Елеазарова монастыря Филофей в своих посланиях великому князю Василию III. Согласно его взглядам, прежде существовало два мировых христианских центра: сначала древний Рим, который пал ввиду отказа от «истинного христианства», затем Константинополь. Но Византийские правители тоже изменили христианству, пойдя в 1439 году на унию с католической церковью. Следствием этого было падение Византии, завоеванной турками в 1453 году. Москва же не признала Флорентийской унии и стала мировым центром христианства. Так как только православное христианство является «истинным», а все другие веры ложны и «богопротивны», то Москва, рассуждал Филофей, «избрана Богом и является единственным законным наследником древнего Рима… четвертому же Риму не бывать», т.к. могут быть только три мировых царства, после чего наступит конец света.[44]

Эта концепция была необходима недавно объединенному Российскому государству, пытавшемуся обосновать свое место в системе международных политических отношений. Разработанный Филофеем тезис о «Москве – третьем Риме» был призван служить не только и не столько обоснованием мирового значения Русского государства, но и, прежде всего, обоснованием исключительного значения Православной Церкви, посягательства на которую со стороны великокняжеской власти уже имели место. Филофей в письме к великому князю Василию Иоанновичу писал: «Внимай тому, благочестивый царь! … Соборная Церковь наша в твоем державном царстве одна теперь паче солнца сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; на всей земле один ты — христианский царь».[45]

Об взаимоусилении авторитета Русской Церкви и государственной власти свидетельствует тот факт, что с конца XV века на Московских вликокняжеских печатях появляется византийский двуглавый орел, означающий собой две ветви власти над народом – власть государственную и власть церковную, единое тело которого указывает на идеал политического строя государства – «симфонию» этих двух властей, их совместный труд на благо общества.

Многие исследователи считают, что с венчанием Ивана IV на царство идея «Москвы – третьего Рима» получила реальное воплощение. Ряд историков склонны считать, что инициатором венчания на царство был митрополит Макарий, одной из задач которого было усиление влияния Церкви в политической жизни страны. Поскольку вряд ли шестнадцатилетний Иван IV сам был инициатором принятия царского титула. Но среди его окружения важную роль играли его родственники Глинские и митрополит Макарий.

Принятие царского титула было очень важно. Само слово «царь» происходит от латинского термина «цезарь», который в свою очередь являлся составной частью императорского титула. По этой причине византийских императоров на Руси и именовали царями. «Великий князь» казался стоящим ненамного выше простого князя, тем более, что среди служивших Ивану IV бояр-князей было немало сыновей и внуков великих князей (ярославских, суздальских и др.), что было крайне опасно при сохранении старого титула, с учетом того, что еще оставались отдельные удельные княжества. «Великий князь» мог еще восприниматься как первый среди равных. «Царь» – резкое выделение из ряда, принципиально новый титул. Важную роль царский титул играл в международных отношениях, что было чрезвычайно важно в ситуации ведения активной внешней политики. Ведя переговоры с Казанским, Крымским, Астраханским ханством, русский государь выступал теперь с тем же титулом, что и противоположные стороны. В отношениях с Западной Европой титул «царь» был не менее важен. Титул «великий князь» обычно переводили как «принц» или «герцог» иногда с добавлением «великий». Но оба эти титула были ниже королевского и, там более, императорского. Слово же «царь» либо оставляли непереведенным, либо передавали как «император».

Во время подготовки к венчанию царя Ивана начинается официальное мифотворчество государственной идеологии. Она пропитывается мифами. Всем хорошо известно, что Владимир Мономах был по матери внуком византийского императора Константина Мономаха. Из этого делают длинную историю, что Владимир Мономах получил шапку и бармы от деда и что венчал его будто бы известный митрополит (который на самом деле никогда не приезжал на Русь), и что он завещал свою шапку и бармы, помимо старшего сына Мстислава Великого, младшему - Юрию Долгорукому. И Юрий Долгорукий из поколения в поколение завещал хранить эту самую шапку и бармы, пока не станет на Руси самодержец. Другой миф приписывал римскому императору Октавиану Августу несуществующего брата Пруса, который был прямым предком Рюрика. Таким образом, Иван Грозный возводил свой род к Юлию Цезарю. Сейчас это звучит абсурдно, но тогда это действительно была целая пропаганда и народ в это верил. Впрочем, подобного рода мифы начали создаваться еще в конце XV века для обоснования провозглашения автокефалии Русской Церковью (например, в «Слове об осьмом Вселенском соборе», «О Белом Клобуке»).[46]

В первый период царствования конфликтов между царем и Русской Церковью не было, так как энергия Ивана была ориентирована на внешнеполитическую сферу. Сначала он покорил и присоединил к России Казанское и Астраханское ханства, затем начал Ливонскую войну. Покорение Казани и Астрахани позволило установить полный контроль над всем Волжским торговым путем и тем самым серьезно увеличить доходы светской власти. А вялотекущий характер Ливонской войны дал возможность Ивану больше внимания уделять вопросам внутренней политики, что в конечном итоге подвигло царя на проведение широкомасштабных реформ страны.

С этого момента отношения между царем и церковной иерархией начали неуклонно портиться.

Для обоснования своих притязаний Иван Грозный по-своему интерпретировал концепцию «Москва – третий Рим». В своей переписке с Андреем Курбским Иван IV часто упоминает, что власть ему дана Богом, а следовательно, и его политика есть воля Божья. Но согласно концепции, разработанной в подражание византийской, власть в той или иной степени принадлежит и «попам», что презирает Иван Грозный. В своей переписке он аргументирует падение царств именно тем, что там к власти пришли «попы», чего он не мог допустить в собственном государстве: «Ты считаешь светлостью благочестивою, когда государство обладается попом невеждою? Но царство, обладаемое попом, разоряется».[47]

4. УЧАСТИЕ ЦЕРКОВНЫХ ИЕРАРХОВ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI ВЕКА

Вся жизнь православного русского общества XVI века была подчинена церковным канонам, а, следовательно, правительству приходилось считаться с мнением православных иерархов, но на практике боярские группировки тем или иным образом пытались влиять на митрополитов, склоняя их на ту или иную политическую сторону.

У Василия III оставался племянник: Димитрий Иванович - внук Ивана III от старшего сына от первого брака. Елена Стефановна (его мать) впала в немилость. Он был заключен в тюрьму. Перед смертью Иван III распорядился его выпустить. Но как только прошли 40 дней с его кончины, Василий III распорядился вновь его посадить, притом в жесткие условия - в клеть тесную и железо (он умер от голода через 4 года).

У Ивана III с Софьей Палеолог было много детей. Всех своих братьев Василий III насильственно держал в холостом положении - не давал жениться (исключение было сделано только Андрею Ивановичу Старицкому). Все его братья сразу попали в опалу главным образом как соперники. А у него самого с его женой Соломонией Сабуровой, на которой его женил отец, в течение 20 лет не было детей. Наконец, Василий III надумал развестись с ней «неплодства ради» и жениться вторично.

Но этому русская жизнь не знала прецедентов, учитывая, что у Василия III были племянники и братья и сестры. Тогда он просил благословения у восточных патриархов, и все ответили отказом. А патриарх Иерусалимский Марк изрек страшное пророчество: «Если дерзнешь развестись и вступить в законопреступное супружество, то от этого брака родится сын, который удивит мир своею лютостью».[48] Родился Иван Грозный - пророчество сбылось.

Он женился 47-ми лет на Елене Глинской (ей было 20 лет). Для того, чтобы ему жениться, пришлось удалить с московской кафедры митрополита московского Варлаама. Правда, отношения были натянуты во всем. Варлаам всегда являл оппозицию власти княжеской: всегда было у него особое мнение, всегда печаловался за опальных. На место Варлаама, незаконно удаленного, попал волоколамский игумен - преемник Иосифа Даниил - личность очень низкого нравственного уровня: он был абсолютным соглашателем с княжеской властью. Один опальный боярин Берсень-Беклемишев говорил об угодливом и робком митрополите Данииле: «Учительного слова от него не слышно, и не печалуется ни о ком, а прежние святители сидели на своих местах в мантиях и печаловались государю о всех людях».[49] В угоду великому князю митрополит Даниил постриг Соломонию в суздальском Покровском монастыре и повенчал великого князя с Еленой Глинской.

Но и с ней первые 4 года все не было детей. Тогда Василий III начинает посещение монастырей и дарит им и вотчины, и вклады, чтобы они вымаливали ему желанного наследника. Родился наследник Иван Грозный, а двумя годами позже в 1532 году - его брат Юрий, который был, хоть и характера кроткого, но не имел ни рассудка, ни памяти.

Василий III скончался в 1534 году. В своем завещании великий князь упоминает, что княжение оставляет Ивану Васильевичу, а Елене Глинской и митрополиту Даниилу «подъ сыномъ своимъ государство держати до возмужаниа сына своего».[50] А.В. Карташев считает, что, по завещанию Василия III, он был назначен главой боярской думы.[51] Митрополит мог бы при таких условиях высоко поднять ослабленный перед этим авторитет церковной власти, но Даниил уже твердо встал на путь соглашательства в своих отношениях с государственной властью. При регентше Елене был сформирован «верховный совет» из семи бояр – так называемая «семибоярщина». Но не смотря на политическую борьбу между боярскими партиями, фактически семибоярщина существовала только номинально. Главным советником и незаконным мужем Елены Глинской стал Иван Федорович Оболенский.

Многие из бояр были противниками митрополита Даниила, что ставило под вопрос занятие им митрополичьей кафедры. Его участие в делах боярской думы носило пассивный, церемониальный характер. Он не мог даже защитить близкого ему человека, благодетеля Иосифо-Волоколамского монастыря Юрия Ивановича, брата Василия III, умершего в темнице. После этого правительство привлекло митрополита к участию в «изведении» другого брата великого князя – Андрея Ивановича Старицкого, впоследствии разделившего участь Юрия. Заняв положение покорного слуги политических интересов правительства, митрополит оказался бессильным защищать интересы Православной Церкви и клира. Положение митрополита Даниила становилось шатким и еще более ухудшилось со смертью 3 апреля 1538 года великой княгини Елены Глинской. Как только ее не стало, Оболенский был заточен в темницу, где в том же году умер голодной смертью.

Регентство над восьмилетним Иваном Васильевичем было передано в руки боярской думы, в которой тотчас разгорелась партийная борьба за преобладание. Сначала возобладал над всеми князь Василий Васильевич Шуйский, но вскоре он нашел себе соперника в лице Ивана Федоровича Бельского, сторону этой группировки занял митрополит. Выбор оказался неудачным. Василий Шуйский «одолел» Бельского и заключил его в тюрьму. Следующим должен был стать митрополит, но Василий Шуйский умер, передав власть брату Ивану. Этот же бесцеремонно согнал Даниила, как своего политического врага, с митрополичьей кафедры 2 февраля 1539 года и сослал в Иосифо-Волоколамский монастырь, где от него была вытребована подневольная «отреченная грамота».[52]

По инициативе Шуйского следующим митрополитом стал игумен Сергеева монастыря Иасаф (Скрипицын). Но он правил Русской Церковью около трех лет. Иосаф, очевидно, счел более достойным правителем заключенного в тюрьме Бельского и ходатайствовал перед государем о его освобождении. Бельский был освобожден. Партия Шуйских немедленно организовала заговор, и в ночь на 3 января 1542 года подняла в Кремле тревогу, во время которой схвачен Бельский был и отправлен в ссылку. Митрополит, выгнанный из своих покоев градом камней, бежал в княжеские палаты, но, не найдя спасения и там, удалился в Троицкое подворье, где был взят и сослан в заточение в Кирилло-Белозерский монастырь.[53]

Спустя два месяца после изгнания Шуйским Иосафа, в 1543 году, все та же группировка пригласила архиепископа Макария на митрополию, надеясь видеть в нем, как в пастыре дружественного им Новгорода, своего приверженца. Но сам Макарий не был обольщен предстоявшей ему ролью: заняв митрополичий престол, Макарий повел политику благоразумной уклончивости от участия в правительственных делах. Такое поведение понятно, так как два предшествующие митрополита были насильственно свергнуты, и положение митрополита среди борьбы правительственных партий становилось тяжелым и угрожаемым. Однако при всей уклончивости митрополит Макарий последовательно держался одной политики: всячески служил интересам развития самодержавной власти великого князя. Он не оправдал в этом отношении надежд Шуйских.[54] Макарий хорошо понимал, что владычество бояр скоро закончится, и старался держаться на нейтральной высоте архипастырского предстательства перед государем за всех гонимых и обиженных. Разрыв митрополита с боярами обнаружился в первый же год его правления. Когда Шуйские и их единомышленники напали в самом дворце на любимца великого князя боярина Воронцова и начали над ним физическую расправу, митрополит по просьбе великого князя явился усмирять временщиков и заступился за страдающего. Но один из сторонников Шуйских – боярин Головин – наступил на мантию митрополита и разорвал ее: это было не просто проявление грубости или наглости со стороны Головина, но символический знак, используемый еще в Византии, – напоминание и угроза митрополиту.[55]

В конце 1543 году враги Шуйских – Глинские (дядья царя Ивана) добились их свержения. Среди немалочисленных опал и гонений этого периода Макарий выступал заступником обиженных, и государь внимал его ходатайствам.[56] Казалось, что митрополит мог бы при таком авторитете благотворным образом повлиять на Ивана Васильевича. Но, видимо, он опасался, что пока продолжается боярская регентура, до тех пор вмешательство в дворцовую жизнь будет всегда грозить ему трагической судьбой его предшественников. Не вмешиваясь вообще в дело воспитания молодого Ивана IV, Макарий, однако, постарался в благоприятную минуту внушить ему важнейшую идею в развитии русской государственности и укрепления авторитета Русской Православной Церкви – идею венчания на царство.

Венчание на царство состоялось 16 января 1547 года. Митрополит Макарий возложил на Ивана корону – «Мономахов венец», крест и бармы. Об этом акте была послана грамота Константинопольскому и другим Восточным патриархам, дабы те утвердили царский титул Ивана IV.

«Уже Василия III – пишет Петрушко В.И., - многие иерархи православного Востока именовали в своих посланиях «царем». Иоанна IV патриарх Константинопольский Дионисий называл царским титулом в грамоте 1556 года. Однако на Руси ждали официального признания, о чем в Царьград ездил хлопотать архимандрит Феодорит. Специальная грамота о признании царского достоинства за Иоанном и его потомками, подписанная Константинопольским патриархом Иоасафом II, была получена в Москве в 1562 году».[57]

Изобретенный митрополитом Макарием ритуал венчания Ивана IV на царство имел важное значение и для самой Русской Церкви: царь получал корону из рук главы Церкви, которая отныне провозглашалась «матерью» царской власти и являлась своего рода ее гарантом. В то же время царская власть принимала на себя заботу о сохранении прав и привилегий Церкви.

5. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ИВАНА ГРОЗНОГО

5.1 Духовно-нравственный облик Ивана Грозного

Детство молодого Иван IV было ужасно. Отца он не знал - Василий III умер, когда Иоанну было около трех лет. На его детство пришлись годы боярской смуты. Юный государь рос в обстановке непрекращающихся заговоров, интриг и убийств, случавшихся даже в царских палатах. Его воспитанием никто не занимался – более того – постоянно обижали и унижали. Позднее Иван IV вспоминал: «Было в это время мне 8 лет; и так поданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, о нас, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились друг с другом при этом. И чего только они не натворили! …Дворы, и села, и имущество наших дядей взяли и водворились в них. И сокровища матери нашей перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и, тыкая палками, а остальное разделили… Нас же с единородным братом моим, святопочившим в Боге Георгием, начали воспитывать, как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений, и в одежде, и в пище».[58]

Вот нравственная атмосфера детства и юности Ивана Грозного, выросшего на и постоянных убийствах враждующих боярских партий. Иван не отличался большим умом, но обладал в высшей степени страстным характером: впечатлительностью и нервностью. Уже в те годы в его характере формируются непривлекательные черты: пугливость и скрытность, мнительность и трусливость, недоверчивость и жестокость.

Курбский писал о том, что ребенком Иван развлекался, мучая животных. Жестокость в нем отчасти была заложена генетически: и Елена, и Василий отличались тяжелым нравом. Но склонность к жестокости еще более развилась в Иване после тяжелых впечатлений детства.

Во время дворцового переворота 1543 года Иван Грозный (в 13 лет) совершил свое первое убийство: он отдал своим псарям князя Андрея Шуйского на растерзание,[59] после которого ближайшее окружение Шуйского было отправлено в ссылку.

«С ужасом бояре поняли, что пока они ссорились и дрались у престола, на Руси вырос новый государь, обещавший стать не меньшим самодержцем, чем его дед и отец. …Былые наглость и властолюбие вчерашних хозяев страны мигом улетучились, и они, как и во времена Иоанна III и Василия III, вновь стали по-холопьему пресмыкаться перед тем, кого еще вчера унижали и травили»[60] - пишет В.И. Петрушко.

Отрицательные качества Ивана IV отразились на его благочестии, которое у него, безусловно было, только, как все страстные люди, он постоянно метался. Начиная с 1542 года он предпринимал длинные паломничества по монастырям: в Кирило-Белозерский, а также в Новгород и в Псково-Печерский. Эти благочестивые периоды постоянно перемежались периодами пьянства, охоты и разгула - полного срыва во все тяжкие.

Историки свидетельствуют, что эти дурные наклонности Ивана начинают развивать пришедшие с 1543 года к власти Глинские. Иван набирает «шайку» из знатных молодых людей и гоняет с ней верхом по московским улицам, давя мирных жителей, в том числе детей.

Единственным, кто положительно влиял на формирование личности будущего Грозного, был митрополит Макарий, которому до поры до времени все же удавалось частично обуздывать патологические наклонности Ивана.

До венчания на царство и миропомазания у Ивана на совести уже шесть убийств. 1544 - 1546 годы - смертные казни князя Кубенского и двоих Воронцовых по ложному доносу и двоих товарищей юношеских игр Ивана - под влиянием минутного гнева: казнены молодой князь Трубецкой и Федор Иванович Оболенский-Телепнев.

Эта неустойчивая психика юного царя потом развилась в манию преследования. В этом плане последовавшая борьба с боярами стала своеобразной идеей фикс, хотя к ней были и другие – чисто политические причины.

Правление Иоанна IV можно разделить на два этапа. Первый – светлый этап с 1547 по 1560 был связан с надеждами царя на то, что бороться с боярами возможно, опираясь на народ, его веру в царя: Иван решительно изгнал из своего окружения тех, кто был связан с позорным правлением бояр-временщиков, приступил к мерам, направленным на водворение порядка в государстве. Безусловно, не обошлось без казней и репрессий, но это, по мнению историков, были вынужденные меры: «пока что Иоанн творит только необходимую жестокость – придет время, и тотальный опричный террор станет тем средством, благодаря которому уверовавший в Божественный характер своей автократии Иоанн сделает всеобщий страх основой своей безраздельной власти над Россией».[61]

Проводить эту политику царю помогал составленный им совет – «Избранная рада», в число которых помимо митрополита Макария, вошли Благовещенский протопоп Сильвестр, окольничий Адашев, князь Курбский и ряд других деятелей

Именно в этом совете принимались важнейшие для жизни страны решения, задумывалась программа реформ. Центральной фигурой в Раде был Благовещенский протопоп Сильвестр, переведенный Макарием в Москву из Новгорода и ставший царским духовником. Протопоп имел на молодого царя колоссальное влияние. Сильвестр постоянно напоминал Иоанну о той громадной ответственности, которую он несет перед Богом за вверенное ему царство.

В то же время начинается борьба Захарьиных – родственников царицы Анастасии с избранной Радой (которая правда, еще не доходит до физического устранения противников), причем Грозный в курсе всех этих интриг. После смерти Анастасии в 1560 году Сильвестра обвиняют в чародействе и ссылают на Соловки.

5.2 Макарьевские соборы 1547 и 1549 годов. Подготовка и проведение Стоглавого собора 1551 года

Венчание на царство имело прежде всего значение государственно-политическое, чтобы показать всему народу, что борьба партий закончилась и что теперь есть царь и можно к нему обращаться. Поэтому царь участвует во всех трех соборах: 1547 года, 1549 года и 1551 года - Стоглавом соборе.

Эти соборы происходят почти через 100 лет после фактической автокефалии Русской Православной Церкви. Притом эта автокефалия в ту пору еще не была признана восточными патриархатами - каноническое и литургическое общение было прервано. Таким образом, макарьевские соборы имели целью теперь уже не канонически, а на практике доказать правомерность своей самостоятельности, найдя небесные подтверждения своему бытию посредством канонизации новых святых.

Кроме того, соборы 1547 года и 1549 года имели важнейшее политическое значение в области формирования единого русского государства и становлении национальной Православной Церкви посредством создания общерусских святынь.

Историк П.Н. Милюков отмечал, что еще во времена Киевской Руси жители каждой местности любили иметь у себя свою особенную, специально им принадлежащую святыню: свои иконы и своих местных угодников, под покровительством которых находился тот или другой край. Естественно, что такие местные святые чтились лишь в пределах своего края, а другие области их не признавали.

Объединение земель требовало и изменения взглядов на местные святыни. Собирая уделы, московские князья перевозили важнейшие из этих святынь в новую столицу. Таким образом появились в Успенском соборе икона Спаса из Новгорода, икона Благовещения из Устюга, икона Божьей Матери Одигитрия из Смоленска и другие. Цель собирания этих святынь в Москве не в том, чтобы лишать покоренные области местных святынь, привлечь к себе их благосклонность, а в том, чтобы привлечь все местные святыни во всеобщую известность и таким образом создать «единую сокровищницу национального благочестия».[62] На решение этой задачи была направлена работа двух соборов в период правления Ивана Грозного по канонизации русских святых. На первом соборе 1547 года было канонизировано 22 святых угодника, в том числе святитель Иона Московский, при котором была провозглашена автокефалия 100 лет назад. 13 человек для всероссийского почитания[63] и 8 местночтимых.[64]

На втором соборе 1549 года было прославлено еще 14 угодников.[65] Итого, за 3 года в Русской Православной Церкви было канонизировано столько святых, сколько не было канонизировано за пять предыдущих веков ее существования, таким образом доказывая свою благодатность и право на существование.

Оставалась масса других вопросов, которые настоятельно требовали своего разрешения: никакими репрессивными мерами (например, против жидовствующих) инакомыслие и ереси преодолены не были. Требовались меры по поднятию духовного просвещения и улучшению нравственного состояния духовенства, о котором ранее заявляла оппозиция в лице Вассиана Патрикеева и тех же жидовствующих.

В первую половину царствования царь Иван IV искренне ревновал о благе Церкви: именно от него исходила инициатива созыва Стоглавого собора[66] в 1551 году для устранения означенных церковных нестроений. На соборе царь выступил как властный поборник веры и церковных уставов. Собор был открыт речью царя, в которой тот указывал на необходимость издать такое же уложение по делам церковным, какое им ранее было издано по делам светским. Царь обещал епископам быть «сослужебным им поборником веры и церковных уставов».[67] Он сам указал предметы соборных рассуждений, формулированные им в 37 вопросах, на рассмотрение которых им было предложено еще 32 вопроса. Эти вопросы касались всех сторон церковной жизни: и мирян, монастырской дисциплины, церковного управления и прочих областей.

Собор утвердил необходимость выверения богослужебных книг и реабилитирует Максима Грека, благословив его труды; вводит иконописный канон.

На Соборе вновь был поднят вопрос о церковном землевладении, что произошло не без участия нестяжательски настроенных Сильвестра и Адашева. Однако им дали отповедь Макарий и другие иосифляне. Но несмотря на противостояние иосифлян попыткам секуляризации, Иоанну все же по окончании соборных заседаний удалось провести ряд постановлений, частично ограничивавших дальнейший рост церковного землевладения.

Кроме того, монастырям и архиерейским домам вменялось в обязанность заводить школы, то это имело определенную статью расхода.

Собор ввел подсудность духовенства только духовной власти, что привело к выделению духовенства в отдельное сословие, для которого существует определенные обязанности и права. Соборным решением полагалось разделять епархии на более мелкие церковно-административные единицы и для наблюдения за благочестием духовенства назначаются «поповские старосты», подотчетные во всем епархиальному архиерею. Духовенству вменяелось в обязанность следить за благочестием мирян: не допускать неблагопристойных плясок и песен.

К сожалению, в ряде случаев решения Собора имели негативное значение для дальнейшей церковной жизни Руси, послужив основой для будущего старообрядческого раскола в XVII веке. Например: постановления об обязательности сугубой Аллилуии и двуперстного перстосложения, о недопущении брадобрития и ряд других. Собор не только провозгласил эти второстепенные обрядовые моменты абсолютно значимыми, но и анафематствовал всех, кто их не приемлет. Таким образом, многое из определенного Стоглавом легло впоследствии в основу идеологии русского старообрядчества.

5.3 «Опричнина» как государственное и как церковное явление

С 1564 года начинается второй – темный этап правления Ивана Грозного, связанный с учреждением так называемой «опричнины», существовавшей с 1565 по 1572 годы.

«Опричнина» - структура, созданная Иваном Грозным по принципу рыцарско-монашеской организации для своей безопасности. До этого, в XII-XIII веке, опричниной назывались владения дружин великих князей, то есть владения «опричь», не в пределах повсеместной юрисдикции. В XIV-XV веке это были владения великих княгинь. Иван Грозный назвал таковыми владения «опричь» всего государственного управления и любой государственной юрисдикции. В них входило более двадцати городов и отдельные улицы (слободы) в Москве. Понятие «опричнина» имеет значение «вне», «кроме», отсюда - другое название сформированной Грозным организации: «орден кромешников», то есть орден, который «кроме, как все государство». В исторической литературе распространено мнение, будто Иван Грозный набрал туда всяких «безродных», чтобы бороться с боярами - это марксистско-ленинское понимание полностью не соответствует действительности, так как это был орден, в который входили входили боярские и дворянские дети, только не старшие, а третьи и четвертые сыновья.[68]

Опричнина состояла из трех групп: первая, которая и являелась собственно орденом насчитывала триста-пятьсот человек, которые жили в Александровской слободе и вели чисто монашескую жизнь. Вторая часть (ближняя тысяча) находилась в Москве и близлежащих городах. И еще шесть тысяч опричников были распределены по двадцати городам. Причем вторая и третья группы исполняли лишь роль внешней структуры управления «царским уделом» для обеспечения функционирования внутренней структуры - собственно «ордена кромешников».

Орден имел свою орденскую амуницию, свою символику, свой орденский храм в Александровой слободе, своего гроссмейстера, в роли которого выступал царь, и даже свою печать. Бывшие дипломатические агенты Ивана IV И. Таубе и Э. Крузе прямо указывали, что «этот орден (выделено мной – С.Х.) предназначался для совершения особенных злодеяний».[69] Устав опричнины во многом соответствовал орденской практике Западной Европы того времени, переживавшей период возникновения разнообразных рыцарских, монашеских и придворных орденов (и находил подтверждение в заявлении Г. Шлитте (1547 год) о намерении московского царя организовать в России свой рыцарский орден).[70]

Правда, орден этот был довольно странным. Историки, рассматривая его «устав» единодушно отмечали его ярко выраженный антицерковный характер.

Находясь в Александровой слободе, Иван IV, по словам очевидцев «был игуменом, кн[язь] Афанасий Вяземский келарем, Малюта Скуратов пономарем; и они вместе с другими распределяли (по-видимому, «делили». - А.Н.) службы монастырской жизни. В колокола звонил он сам вместе с обоими сыновьями и пономарем (т.е. Малютой. - А.Н.). Рано утром в 4 часа должны все братья быть в церкви; все неявившиеся, за исключением тех, кто не явился вследствие телесной слабости, не щадятся, все равно высокого ли они или низкого состояния, и приговариваются к 8 дням епитемии. В этом собрании поет он сам со своими братьями и подчиненными попами с четырех до семи. Когда пробивает 8 часов, идет он снова в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там он снова занимается пением, пока не пробьет 10. К этому времени уже бывает готова трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам остается стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить кружки, сосуды и блюда к столу, и каждому подается еда и питье, очень дорогое и состоящее из вина и меда, и что [тот] не сможет съесть и выпить, он должен унести в сосудах и блюдах и раздать нищим, и как большей частью случалось, это приносилось домой.

Когда трапеза закончена, идет сам игумен к столу. После того, как он кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И есть свидетельство, что никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях и пытках до 8 часов [вечера]. И после этого каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную, как они называют, на вечернюю молитву, продолжающуюся до 9 [часов]. После этого идет он ко сну в спальню. <...> Что касается до светских дел, смертоубийств и других тиранств и вообще всего его управления, то отдает он приказания в церкви. Для совершения всех этих злодейств он не пользуется ни палачами, ни их слугами, а только святыми братьями. Все, что приходит ему в голову, одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви <...>. Все братья, и он прежде всего, должны иметь длинные черные монашеские посохи с острыми наконечниками, которыми можно сбить крестьянина с ног, а также и длинные ножи под верхней одеждой, длиною в один локоть, даже еще длиннее, для того, чтобы, когда вздумается убить кого-либо, не нужно было бы посылать за палачами и мечами, но иметь все приготовленным для мучительства и казней...».[71]

В большинстве случаев на основании этого и множества прочих свидетельств Грозного обвиняют в атеизме и сознательном глумлении над православными обрядами, однако, стоит выделить мнение А. Никитина, который обращая внимание на глубокую обрядовую педантичность в орденском распорядке жизни царя, сравнивает его с «инквизиционными застенками Европы, в которых ханжество соединено было с изуверством».

Однозначных выводов о целях, преследуемых создателем «ордена кромешников», а равно и о том, в результате чего орден возник и почему был упразднен сделать невозможно. Но так как в отличие от Москвы, в Александровой слободе никогда не прекращались мучения и казни, смысл и главное - количество которых не объяснимы даже с позиции умопомешательства царя, то единственным средневековым аналогом, помимо исторически спорных зверств инквизиции, являются ордены сатанистов.

«Для XVI века в этом не было ничего необычного, - пишет Никитин, - тогда как все орденские атрибуты, знаки, а главное - действия, сопряженные с массовыми и мучительными человеческими жертвоприношениями, делают подобное предположение в высшей степени вероятным. Более того, такое предположение хорошо согласуется с сообщениями о подчеркнутой набожности Ивана IV, со стремлением к мелочной обрядовости, его гипертрофированном суеверии, постоянном страхе и подозрительности. Стоит напомнить, что «уклонение в сатанизм» человека средневековья не только не предполагало у него какого-либо «атеизма» или наличия «антиклерикальных настроений», но, наоборот, требовало глубокой веры в силу обрядности и наличие Бога Небесного. Последняя, в свою очередь, порождала веру в его могущественного антипода и «супротивника», «князя мира сего», к которому человек и обращался за помощью».[72]

Приведенная версия, хоть и не имеет однозначного исторического подтверждения (впрочем, как и все прочие – так как летописание в этот период практически прекратилось и любая теория за отсутствием фактов есть не более чем домысел), тем не менее проливает свет на сущность формируемых институтом опричнины церковно-государственных отношений и наиболее органично объясняет причины того ущерба, который понесла Русская Православная Церковь за означенный период.

В 1572 году опричнина была отменена. Впрочем, некоторые исследователи полагают, что изменено было лишь название, а опричнина под именем «государева двора» продолжала существовать и далее. Другие историки считают, что Иван IV попытался вернуться к опричным порядкам в 1575 году, когда вновь получил во владение «удел», а остальной территорией поставил управлять крещеного татарского хана Симеона Бекбулатовича, который назывался «великим князем всея Руси», в отличие от просто «князя московского» (не пробыв и года на престоле, хан был сведен с великого княжения).

В результате деятельности опричнины в 1569-1571 годах начался голод, массовое бегство крестьян и горожан на окраины. Население Москвы сократилось втрое, многие земли в центре страны были заброшены.

5.4 Митрополиты во вторую половину правления Ивана Грозного 1564-1584 годы

Несмотря на, казалось бы, продолжающееся благочестие Ивана, его отношения с Макарием Московским становятся все холоднее и формальнее. Свою паранойю по отношению к боярам царь распространил и на духовенство. Особенно его раздражали печалования за опальных.

В сентябре 1563 года Макарий просит отпустить его с кафедры на покой в Пафнутьев-Боровский монастырь, но царь ему отказывает. В ноябре того же года он повторяет эту просьбу. Наконец, 31 декабря, митрополит Макарий преставляется ко Господу.

После смерти митрополита Макария митрополитом Московским стал бывший духовник царя Афанасий. Но он надоедает Ивану с печалованием за опальных. Год спустя Афанасий уходит на покой в Чудов монастырь. Следующий за ним - святитель казанский Герман – человек святой жизни.

Перед этим Иван Грозный удалился в Александровскую слободу (вотчина царя), то его условием для возвращения было, чтобы митрополиты, епископы и духовенство не надоедали ему со своими печалованиями. Но первое, что начинает Герман - говорит о покаянии. С этими «приставаниями», как это именуется в окружении Ивана, мириться не хотят - на него начинаются ложные доносы. Германа отпускают снова в Казань, но там он умирает через две-три недели от изнеможения и бессилия что-либо изменить.

После того, как не стало митрополита Германа, избрали в 1565 году соловецкого игумена Филиппа Колычева. При том мысль о нем подал сам Иван. Правда, Колычевых - знатный придворный боярский род - он давно знал.

Филипп ставит условием занятия московской кафедры уничтожение опричнины. Начинается диалог в ходе которого Филипп и царь приходят к компромиссу: Филипп занимает кафедру, не добившись отмены опричнины, но Иван IV восстановив право печалования.

Филиппа поставили 25 июля 1566 года. На некоторое время Иван затих, но неизменно на увещания, уговоры и обличения митрополита Филиппа Грозный отвечает так: «Молчи, отче. Молчи, повторяю тебе. И только благословляй нас по нашему изволению».[73]

Филипп все-таки продолжает быть на кафедре и даже в Кремле до 31 марта 1568 года. В этот день Иван впервые не получил от него благословения на службе в Успенском соборе. В это же время уже существовал в Александровской слободе шутовской монастырь, где служат опричники, переряженные в монахов. В этом ряженом обличии Грозный заявился на службу – это переполнило чашу терпения митрополита и тот объявляет, что «он не узнает царя», участвующего в делах богопротивных: «Убойся суда Божия, – сказал он, – мы здесь приносим Богу бескровную жертву, а за алтарем льется кровь неповинная. Я пришлец на земли и готов пострадать за Истину. Где же моя вера, если я умолкну?».[74] После этого обличения Филипп оставляет Кремль, но не кафедру, и переезжает в Чудов монастырь (он тоже в Кремле).

Разгневанный царь инспирирует суд над митрополитом, обвинив того в чародействе. Председательствовал на процессе новгородский архиепископ Пимен, судьи были либо запуганы, либо подкуплены. Устраивается следствие: на Соловках ищут против Филиппа компромат. Игумену Паисию, ученику Филиппа, обещали епископский сан, тот поддался и свидетельствовал против своего учителя. Митрополит Филипп был лишен сана по есть основания считать, что царь добивался смертной казни святителя, но под давлением священноначалия сожжение было заменено ссылкой в Тверской Отроч монастырь. По словам историка Р.Г. Скрынникова, «...суд над митрополитом нанес сильнейший удар по престижу и влиянию Церкви».[75]

По его свержении, царь выдвигает на митрополичью кафедру людей пассивных, предпочитавших не вмешиваться в дела государства. «Князь Курбский называет всех русских святителей страшного времени «потаковниками» и восклицает: «Где Илия, возревновавый ο Навуфеевой крови? Где Елисей, посрамивший царя израилева?»[76]

В 1570 году поверив слухам об измене Новгорода, царь организовал на него военный поход, в ходе которого город был полностью разграблен. Новый митрополит Кирилл никак не проявил себя при погроме Новгорода, в котором «трудновосполнимый урон понес священнический и иноческий чин: игумены, иеромонахи, иеродиаконы и старцы были поставлены на правеж и забиты, священников и диаконов секли на площади. Архиепископский двор, дом святой Софии, многие монастыри и церкви были разграблены и поруганы. В царскую казну перешли огромные денежные средства».[77]

По дороге царя в новгородский поход в тверском Отрочем монастыре Малютой Скуратовым был задушен митрополит Филипп. Досталось и осудившему Филиппа епископу новгородскому Пимену: его провезли по городу на белой кобыле в одежде шута, с бубном и волынкой, потом он был лишен сана и заточен в Веневский монастырь. Его преемника Леонида, по приказанию Грозного, зашили в медвежьи шкуры и затравили собаками. Максиму Греку за его смелые суждения о деспотизме московского князя, о подчиненности Русской Церкви светской власти и о повреждении церковного благочиния пришлось терпеть тягостное заточение.

По смерти митрополита Кирилла в 1572 году собрался собор епископов для поставления нового митрополита. На этом соборе царь Иоанн Грозный произнес смиренную речь с просьбой о разрешение ему четвертого брака. Предпочитая не вмешиваться, собор разрешил ему жениться в четвертый раз и лишь наложил на него трехлетнюю епитимию, которую царь вскоре нарушил, а в последствии еще три раза женился уже без всякого церковного благословения. Именно в период правления митрополита Антония было созвано два собора в 1573 и 1580 годов, на которых были еще сильнее урезаны имущественные права Церкви.

В начале 1581 г. митрополит Антоний скончался. На его место в том же году был поставлен бывший игумен новгородского Варлаамо-Хутынского монастыря Дионисий.

6. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ФЕОДОРА ИОАННОВИЧА И БОРИСА ГОДУНОВА

6.1 Частичная стабилизация церковной и государственной жизни при царе Феодоре Иоанновиче и Борисе (1584 – 1598 годы)

18 марта 1584 года скончался Иван Грозный, постриженный в схиму с именем Ионы (согласно большинству свидетельств уже мёртвым).

По завещанию Ивана Грозного была учреждена опека над Феодором «по его скудоумию»[78] в составе бояр Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, Мстиславского, Богдана Бельского (племянник Малюты Скуратова) и Бориса Годунова. Сразу начинается бунт, инспирированный одной из соперничающих с опекой боярских группировок, желавшей посадить на трон второго претендента – двухлетнего царевича Димитрия. Но опека не стала тратить времени на расследование, а единодушно решает отправить младенца Димитрия вместе с матерью Марией Нагой и двумя ее братьями Григорием и Михаилом в Углич.

После отправки царевича Димитрия смута не утихает: начинается тайная борьба внутри самой опеки. Тогда Борис Годунов решается на важный шаг: он собирает 4 мая 1584 года расширенное заседание боярской думы с приглашением духовенства, дьяков и служилых людей. Эта расширенная дума передала свое «слезное моление» Феодору сесть на престол. 31 мая, в праздник Вознесения, совершается венчание на царство царя Феодора Иоанновича. После венчания на царство народные волнения успокаиваются, чему сильно способствует исходящая от Бориса раздача хлеба, продуктов московской бедноте и разоренным погорельцам.[79]

Годунов начинает оттеснять других членов опеки: Бельский был обвинен в организации второго бунта, а Иван Петрович Шуйский, в свое время отстоявший Псков, становится наместником Пскова (ему идут все доходы и пошлины с города). Наконец, Захарьин-Юрьев в том же 1584 году выходит из состава опеки по болезни: его разбил паралич.

После венчания на царство царя Феодора Борис Годунов получает титул ближнего боярина, наместника Казанского и Астраханского царств. Начиная с середины 1585 года в стране как бы два царя: один гласный – Феодор, другой негласный – Борис Годунов.

Такое положение дел не устраивало многих бояр, сформировалась оппозиция, во главе которой встали князья Шуйские Иван Петрович и его двоюродные братья Андрей и Димитрий Ивановичи. Царю Феодору подают петицию (1586 год) в которой просят развестись с Ириной ради ее неплодства. Притом, петицию подписал и московский митрополит Дионисий.

Но Годунову удалось переиграть своих противников: по указанию царя все подписчики петиции были собраны на митрополичьем дворе и Годунов произносит речь, в которой апеллируя к церковным канонам, доказывает, что жениться царю от живой жены есть дело безбожное, беззаконное и бесполезное; кроме того, Федор и Ирина оба молоды, еще могут иметь детей, а если бы и не было их, то существует младший брат Димитрий.

Митрополит Дионисий был вынужден согласился с этим и поддержал Годунова. Переворота не произошло. Тем не менее митрополита Дионисия отправляют в Новгородскую епархию в Варлаамо-Хутынский монастырь. Епископа Варлаама Крутицкого, который тоже поставил свою подпись, - также отправляют на покой. На московскую кафедру призывают Ростовского архиепископа Иова, из рода Савеловых. В 1586 году он становится московским митрополитом.

С 1586 года начинается полное согласие в правлении и 12 лет Москва живет тихо. В Московском царстве только идет внутренний созидательный процесс.

Кое в чем в 1585 году Борис прижимает монастырское и архиерейское землевладение: отменены так называемые «тарханы» – разного рода налоговые льготы для архиерейских и монастырских вотчин. С них начинают брать налоги, но через некоторое время по ходатайству царя (да и сам Борис решил отступить) «тарханы» возвращаются. Но введенный в том же году государственный налог на церковную торговлю сохраняется.

6.2 Установление патриаршества в Русской Православной Церкви. Признание автокефалии Русской Церкви восточными патриархатами (1589 – 1593 годы)

В 1586 году Борис Годунов начинает вести церковно-дипломатическую работу по установлению патриаршества в Москве. В этом году впервые за весь период (1448 – 1586 годы) в Москве появляется Вселенский Антиохийский Патриарх Иоаким.

Поэтому приезд Антиохийского Патриарха был расценен в Москве еще и как примирительный шаг. Этим немедленно воспользовались. Созывается расширенное заседание боярской думы, с приглашением многих чинов духовенства, под председательством царя Феодора. Тут царь обращается к представителям страны и к Патриарху за авторитетной консультацией: впервые гласно поднят вопрос об учреждении патриаршества на Москве. Естественно, что вся дума ответила дружным согласием, а антиохийский Патриарх отвечал, что ничего здесь незаконного или противоречащего священным канонам нет, но требуется согласие всех Вселенских Патриархов и он, Иоаким, со своей стороны, обязуется в этом отношении выступить парламентарием по просьбе Московского царя, но не митрополита (то есть, по просьбе гражданской власти).

По возвращении Иоакима домой, летом 1588 года в Москву прибывает Константинопольский Патриарх Иеремия. Он ведет частную беседу с Феодором и с Ириной (через переводчика).

После всего этого начинаются прямые переговоры. Прежде всего, Иеремии предложили самому стать российским патриархом; но с условием, что тот должен будет изучить русский и церковно-славянский языки, изучить русские обычаи, полюбить русский народ и землю, а главное – митрополит Московский Иов ни при каких условиях не должен быть переведен на другую кафедру, поэтому Иеремия должен был жить во Владимире, как городе исторически старшем, нежели Москва. Выслушав таковое сложное предложение, патриарх ответил, что неприлично главе Церкви жить не в столичном городе, да и нет прецедента.

Тогда был поднят вопрос о возведении на патриаршество уже фактического предстоятеля Русской Церкви - митрополита Иова, что и было торжественно совершено 26 января 1589 года.

Богослужение возглавлял патриарх Константинопольский Иеремия. Возвращаясь в Константинополь, он оставил грамоту-уложение о даровании автокефалии и Патриаршества от Матери-Церкви. Но на учреждение патриаршества нужно было согласие всех Вселенских Патриархов. В 1590 году в Константинополе собирается Малый Поместный Собор с участием всех патриархов, кроме Мелетия Александрийского – он не явился в знак протеста на том основании, что Иеремия действовал в Москве, не получив предварительных полномочий от патриархов-собратий.

То, что произошло в Константинополе, стало немедленно известно в Москве (было послано и официальное уведомление). Московское правительство под руководством Годунова возбуждает вторичное ходатайство в Константинополе: рассылает ходатайственные грамоты каждому патриарху лично.

В 1593 году собирается второй поместный Собор в Константинополе с участием и Мелетия. Здесь права автокефалии РПЦ и права Патриаршества в Москве признаны всем Собором и московскому Патриархату дано пятое по чести место после Патриарха Иерусалимского, каковое занимается и по сей день.[80]

Митрополичье достоинство было присвоено четырём епархиям: Новгородской, Казанской, Ростовской и Крутицкой. Пять епархий получили достоинство архиепископий: Суздаль, Рязань, Тверь, Вологда и Смоленск. Три епископии вновь образованы: Нижегородская, Псковская и Корельская (была аннулирована в 1611 году, когда Корелы были захвачены шведами).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Победа московского единодержавия над удельно-вечевым строем и свержение татарского ига почти совпало с покорением Константинополя турками и установлением формальной автокефалии Русской Церковь. В этот период начался процесс постепенного взаимопроникновения Церковной и государственной властей и последующего усиления последней за счет и все большего привлечения церковных дел в свое ведение, ослабляя тем самым влияние иерархии на дела государственные.

В удельно-вечевой период на Руси было много князей, и разрозненная Русь объединялась единством церковной власти в лице единого всероссийского митрополита. С возвышением Москвы власть князя становится сильной, и уже мало нуждается в поддержке церковной власти. Значение митрополита ослабевает. Московские великие князья, а затем цари теперь уже вмешиваются в церковные дела не в прежней форме покровительства и поддержке церковной власти, а как самостоятельные властелины. В свою очередь среди церковных иерархов появляется угодничество пред светской властью.

Сознание представителями светской власти своего высокого значения, при неясном различении области государственной от церковной, повело к преобладанию государственной власти над церковной в делах чисто церковных. Московские великие князья фактически прекратили зависимость русской Церкви от греческой, но поставили ее в зависимость от себя.[81] Московские цари действовали в том же направлении. Борис Годунов, не довольствуясь одной лишь фактической самостоятельностью Русской Церкви, решили дать ей юридическую самостоятельность, согласно с церковными канонами.

В царствование Федора Ивановича, действительно было учреждено патриаршество в Русской Церкви, на что дали свое согласие все восточные патриархи (1589 год).

Но учреждение патриаршества в России не внесло существенных перемен в церковно-государственные отношения: государственная власть не только сохранила преобладание над церковной, но даже усилила его. Отступления от этого общего положения, правда, были, но они вызывались особыми обстоятельствами. Так, в Смутное время, когда не было государя, патриарх Гермоген имел весьма широкое, и сильное влияние в делах государственных, содействуя восстановлению нормального положения государства. При патриархе Филарете (который был отцом государя Михаила Феодоровича) патриаршая власть имела особо важное значение. Отец молодого государя пользовался такою же властью, как и царь, и имел царский титул «великого государя». При патриархе Филарете в России наступила симфония светской и духовной властей. Царские указы издавались от имени царя и великого государя - патриарха, издавались указы по государственным делам даже от имени одного патриарха. Но это объясняется личными отношениями царя и патриарха. Патриарх был отцом царя.

Но когда такое же положение в государстве желал занять патриарх Никон при сыне Михаила Федоровича царе Алексее, то между царем и патриархом неизбежно произошло столкновение.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1.    Белякова Е.В. Судьба сборников церковных канонов на Руси. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=1718

2.    Бояринцев К.В. Взаимоотношения Церкви и государства в досинодальный период. / Дипломная работа. На правах рукописи. Калуга, 2007.

3.    Бычкова М. Роль Русской Православной Церкви в формировании идеи государственной власти России (к. XV - XVII вв.) http://www.rusk.ru/st.php?idar=428

4.    Вернадский Г.В. История России. Россия в средние века.
http://www.eliseev.ru/istor/ver022.htm

5.    Гумилев Л.Н. От Руси до России. М.: Айрис пресс, 2005.

6.    Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 1893.

7.    Зимин А. Витязь на распутье: феодальная война в России XV в. http://www.krotov.info/history/15/1/zimin_00.htm

8.    Знаменский П.В. История Русской Церкви. М.: Издательство Крутицкого подворья, Общество любителей церковной истории, 2002.

9.    Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви. Т. 2. М., 1991.

10.  Милюков Л.Н. Очерки по истории русской культуры в 3 т. Т. 2. http://orel3.rsl.ru/nettext/rus_ist_cult/Mileykov/P-065-Ocherki_po_istor_rys_kylt_2.pdf

11.  Митрофан (Баданин), иеромонах. Богословская полемика в Русской Церкви в первой половине XVI в. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=38504&p_comment=national

12.  Михайлова Т.В., Михайлов А.В. Древнерусские текстуальные средства воздействия на общественное сознание в аспекте отношения к царской власти (XV-XVII вв.) http://www.krotov.info/lib_sec/13_m/mih/aylova.htm

13.  Никитин А.Л. Основания Русской истории. М.: АГРАФ, 2001.

14.  Панченко К.А. Ближневосточная политика Московского царства. http://www.netda.ru/sborniki/rustroj/rs-panch1.htm

15.  Петрушко В.И. Курс лекций по истории Русской Церкви. http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=702&cid=7

16.  Плигузов А.И. Полемика в русской церкви первой трети XVI столетия. М.: Индрик, 2002.

17.  Плигузов А.И. Учение ранних «нестяжателей» в исторической перспективе: от «Предания» Нила Сорского до амортизационных мер Ивана IV. http://www.sfi.ru/ar.asp?rubrika=384&rubr_id=429&art_id=2883

18.  Полное собрание русских летописей. http://annals.xlegio.ru/contens/psrl.htm

19.  Послание старца Филофея к великому князю Василию. http://old-rus.narod.ru/07-19.html

20.  Приговор Собора 1580 г. об ограничении церковного землевладения. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=6158

21.  Русская Православная Церковь под управлением митрополитов 988 – 1589. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=10984

22.  Русское православие: вехи истории. М., 1998.

23.  Синицына Н.В. Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции. М., 1998.

24.  Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси XIV-XVI вв. Подвижники русской церкви. Новосибирск, 1991.

25.  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. III М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков, «Фолио», 2001.

26.  Сомин Н.В. «Стяжатели» и «нестяжатели». http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/Somin_Stjag.php

27.  Стоглав. http://www.krotov.info/acts/16/2/pravo_03.htm

28.  Судебник 1550 г. http://www.krotov.info/acts/16/2/pravo_02.htm

29.  Фирсов С.Л. До 1917 года. http://www.strana-oz.ru/?numid=1&article=100

30.  Флоря Б.Н. Иван Грозный. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=20647

31.  Цыпин В., протоиерей. Церковное право. Источники права Русской Православной Церкви до учреждения Святейшего Синода. http://www.klikovo.ru/db/book/msg/4168

[1] Цыпин В., протоиерей. Церковное право. Источники права Русской Православной Церкви до учреждения Святейшего Синода. http://www.klikovo.ru/db/book/msg/4168

[2] Цит. по: Зимин А. Витязь на распутье: феодальная война в России XV в. http://www.krotov.info/history/15/1/zimin_00.htm

[3] Фирсов С.Л. До 1917 года. http://www.strana-oz.ru/?numid=1&article=100

[4] Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М., 1991. Т. 1. С. 398.

[5] Макарий (Булгаков), митрополит. История русской церкви. – Цит. по: Бояринцев К.В. Взаимоотношения Церкви и государства в досинодальный период. / Дипломная работа. На правах рукописи. Калуга, 2007.

[6] Петрушко В.И. Курс лекций по истории Русской Церкви. http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=702&cid=7

[7] Цит. по: Гумилев Л.Н. От Руси до России. М.: Айрис пресс, 2005. С. 184.

[8] Петрушко В.И. Указ. соч.

[9] Он же, там же.

[10] Он же, там же.

[11] Карташев А.В. Указ. соч. С. 404.

[12] См.: Сомин Н.В. «Стяжатели» и «нестяжатели». http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/Somin_Stjag.php

[13] См.: Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси XIV-XVI вв. Подвижники русской церкви. Новосибирск, 1991. С. 175.

[14] См.: Он же, там же. С. 156-157.

[15] См.: Сомин Н.В. Указ. соч.

[16] «В лето 7007-го [1499] пожаловал князь великий сына своего, нарек государем Новгороду и Пскову… Генваря поимал князь великой в Новгороде вотчины церковные роздал детем боярским в поместье, монастырские и церковные, по благословению Симона митрополита». - Цит по: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 164.

[17] Преподобный понимает, что уединенная жизнь просто в пустыни - для совершенных, так как для немощных - уединение может только способствовать развитию тщеславия. Скит - абсолютно безимущественное уединенное сообщество трех-четырех-пяти-двенадцати монахов, которые живут вместе и живут трудами своих рук, имеется малый огород.

[18] Вассиан Патрикеев - князь, правнук Димитрия Донского, постриженный насильно за оппозицию (в вопросе о престолонаследии стоял за внука Ивана III, Дмитрия, против Софии Палеолог и ее сына Василия), и ставший в 1499 году учеником преподобного Нила Сорского.

В церковной истории личность крайне не однозначная, как в своей политической деятельности, так и в области нравственного облика. Тем не менее, не смотря на ряд возражений (некоторые историки даже сомневаются, был ли он вообще знаком с преподобным), идеи Нила Сорского переданы Вассианом без искажений.

[19] Цит. по: Плигузов А.И. Полемика в Русской Церкви первой трети XVI столетия. http://www.pravkniga.ru/book/2570/

[20] Цит. по: Он же, там же.

[21] Цит. по: Он же, там же.

[22] «В голодные годы от монастыря кормились до семи тысяч человек монастырских крестьян, а обычно – 400-500 человек, «кроме малых детей», причем для этого монастырь продавал скот и одежду и даже залез в долги; для беспризорных детей был построен приют». - Сомин Н.В. Указ. соч.

[23] См.: Петрушко В.И. Курс лекций по истории Русской Церкви. http://pstbi.pagez.ru/item.php?id=702&cid=7

[24] Высказывались предположения о его связи с одним из направлений иудаизма – сектой караимов.

[25] Почему произошло такое скатывание? Просвещение нужно все время поддерживать. А в период татаро-монгольского ига, хотя и старался митрополит Кирилл о сохранении церковных школ, но народ «ослаб».

[26] Цит. по: Знаменский П.В. История Русской Церкви. М.: Издательство Крутицкого подворья, Общество любителей церковной истории, 2002. С. 162.

[27] Соломония Сабурова - впоследствии это местночтимая София Суздальская, пока 20 лет жила со своим мужем Василием Ивановичем и не было у них детей, она призывала десятки знахарок, чтобы они излечили ее от бесплодия. Но ничего не помогло, князь с ней развелся и женился на Елене Глинской.

[28] Просфирни наговаривали над просфорами особые заклинания, а священники, например, клали на святой престол в течение 6 недель послеродовой послед, чтобы дитя не умерло!

[29] Схария через какое-то время выписал себе из Литвы сотрудников: Моисея Хануша и Иосифа Шмойлу Скоровея. – См.: Петрушко В.И. Указ. соч.

[30] В тот момент они скрыли свою ересь.

[31] «Волк» - не кличка. В XV веке еще существовала тенденция переводить вполне церковные, но больше латинские, имена на русский язык. Таким образом это необычное имя есть перевод латинского «Лупп» - «волк».

[32] На русской почве ересь до конца не привилась. Единственно привилось иконоборчество, но и оно захватило только маргинальные элементы. Когда один, завлеченный в пьяном виде, поп Наум, опомнился и прибежал с доносом к Геннадию Новгородскому, то весь его «материал» был следующий: его собутыльник показывал иконе Богородицы кукиш. Другой, правда, поливал икону грязной водой, а третий брал икону в баню - то есть, шло откровенное хулиганство. Ни Елена Стефановна, ни Федор Курицын в таком хулиганстве не участвовали.

[33] См.: Петрушко В.И. Указ. соч.

[34] См.: Там же. С. 109.

[35] Стоглав. http://www.krotov.info/acts/16/2/pravo_03.htm

[36] Там же.

[37] См.: Там же.

[38] См.: Приговор Собора 1580 г. об ограничении церковного землевладения. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=6158.

[39] Цит по: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С.183.

[40] См.: Там же. С. 184.

[41] Цит по: Там же. С. 184.

[42] См.: Русское православие: вехи истории. С. 103.

[43] См.: Синицына Н.В. Третий Рим: истоки и эволюция русской средневековой концепции. М., 1998. С. 220-230.

[44] См.: Русское православие: вехи истории. С. 103-104.

[45] Послание старца Филофея к великому князю Василию. old-rus.narod.ru/07-19.html

[46] См.: Петрушко В.И. Указ. соч.

[47] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. III М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков, «Фолио», 2001.

[48] Флоря Б.Н. Иван Грозный. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=20647

[49] Он же, там же.

[50] Воскресенская летопись. // Полное собрание русских летописей. http://annals.xlegio.ru/contens/psrl.htm

[51] См.: Карташев А.В. Указ. соч. С. 419.

[52] См.: Русское православие: вехи истории. С. 109.

[53] См.: Карташев А.В. Указ. соч. С. 423-424.

[54] См.: Он же, там же. С. 427-428.

[55] «Разорвать мантию на архиерее – означало недвусмысленно предупредить его о том, что если он не примет к сведению, то и с ним поступят так же – расправятся или низложат. Так, например, было с патриархом Константинопольским св. Никифором Исповедником во время иконоборческий смуты при императоре Льве V Армянине. Когда Никифор стал выступать против иконоборцев, то ему для начала разорвали мантию, а позже низложили и сослали». – Петрушко В.И. Указ. соч.

[56] См.: Скрынников Р.Г. Указ. соч. С.222-223.

[57] Петрушко В.И. Указ. соч.

[58] Цит. по: Флоря Б.Н. Указ. соч.

59«Кстати, в эпизоде с Шуйским Иоанн впервые проявил и те черты, которые впоследствии будут постоянно сопровождать все его жестокости – злую иронию и склонность к лицедейству: великий князь объяснил боярам, что псари его, дескать, недопоняли – он-де лишь велел заточить Шуйского, а они его зарезали. Разумеется, от такого пояснения страх перед молодым великим князем стал еще большим». – Петрушко В.И. Указ. соч.

[60] Он же, там же.

[61] Он же, там же.

[62] См.: Милюков Л.Н. Очерки по истории русской культуры в 3 т. Т. 2. http://orel3.rsl.ru/nettext/rus_ist_cult/Mileykov/P-065-Ocherki_po_istor_rys_kylt_2.pdf. С. 38

[63] Для всероссийского почитания  были кананизированы: святитель Иоанн Новгородский чудотворец; преподобный Макарий Калязинский и преподобный Пафнутий Боровский; Александр Невский; Никон Радонежский (ученик преподобного Сергия); Павел Комельский-Обнорский, Михаил Клопский, Савва Сторожевский, Зосима и Савватий Соловецкие, Дионисий Глушицкий и Александр Свирский.

[64] Местночтимые: Максим Московский, Христа ради юродивый, новый Чудотворец; Муромские - благоверный князь Константин и чада Михаил и Феодор; Петр и Феврония Муромские; святитель Арсений Тверской; Прокопий и Иоанн Устюжские - Христа ради юродивые.

[65] Прославленные для всероссийского почитания: три святителя: Новгородский Нифонт, Иаков Ростовский и Стефан Пермский; два благоверных князя: Всеволод-Гавриил Псковский и Михаил Тверской, замученный в Орде; затем преподобные: Авраамий Смоленский, Евфимий Суздальский, Григорий Пельшемский, Савва Вишерский, Евфросин Псковский, Ефрем Перекомский; три Виленских (Литва) мученика: Антоний, Иоанн и Евстафий.

[66] Собор получил на звание «стоглавый», поскольку деяния собора были разделены на 100 глав - в основном по тематике.

[67] См.: Петрушко В.И. Указ. соч.

[68] Например: Малюта Скуратов - это было его монашеское имя, а мирское имя этого человека - Григорий Лукьянович Бельский-Белозерский - был из рода Гедиминовичей, литовской знати. Второй человек, возглавлявший опричнину, - всем известный князь Афанасий Вяземский вел свой род от Мономаха.

[69] Таубе И., Крузе Э. Послание. - Цит. по: Никитин А.Л. Основания Русской истории. М.: АГРАФ, 2001. С. 630.

[70] См.: Он же, там же. С. 630.

[71] Таубе И., Крузе Э. Послание. – Цит. по: Он же, там же. С. 640-641.

[72] Он же, там же. С. 645.

[73] Цит. по: Флоря Б.Н. Иван Грозный. http://www.sedmitza.ru/index.html?did=20647

[74] Цит. по: Знаменский П.В. Указ. соч. С. 134.

[75] Скрынников Р.Г. Указ. соч.

[76] Знаменский П.В. Указ. соч. С. 134.

[77] Назаренко А.В. Церковные Соборы XVI века. – Цит. по: Бояринцев К.В. Указ. соч.

[78] На самом деле «слабоумие» Феодора было мифом, распространенным с подачи самого Ивана Грозного. Когда в 1586-1588 году в Москве прибывали Константинопольский и Антиохийский патриархи, имевшие аудиенцию у Федора, никакого слабоумия они не заметили; наоборот, по их воспоминаниям царь держался, хотя и смиренно, но весьма разумно. Единственным независимым свидетельством в пользу «слабоумия» является письмо Сапеги (польского посла) к Стефану Баторию, что «ума у него нету вовсе», но верить таким заявлениям, да ещё представителя только что воевавшей с Москвой державы, - безграмотно.

[79] Имеется в виду пожар 1547 года (!) когда выгорела почти вся Москва – Иван Грозный тогда не предпринял никаких мер по восстановлению (за исключение зданий Кремля) и помощи погорельцам.

[80] Замечательно, что в грамоте об учреждении патриаршества повторены слова игумена Филофея о Москве, как третьем Риме. Это показывает, что учреждение патриаршества было вызвано именно политическими соображениями о значении Москвы, как преемницы православного греческого царства.

[81] Уже Великий князь Василий Темный в послании польскому королю писал: «Кто будет нам люб, тот и будет митрополитом всея Руси». – Цит. по: Цыпин В., протоиерей. Указ. соч.