Курсовая работа: Дворцовые перевороты 1725-1762 г.Курсовая работа: Дворцовые перевороты 1725-1762 г.Введение 1. Причины и обстоятельства возведения на российский престол Екатерины I (1725-1727) 2. Петр II (1727-1730) 3. «Верховники» (1730) 4. Анна Иоанновна (1730-1741). Бироновщина 5. Иоанн VI (1740-1741), правление Анны Леопольдовны. Ноябрьский переворот 1741 г 6. Елизавета Петровна (1741-1762) 7. Воцарение и свержение Петра III Федоровича (1762) Заключение Литература Эпохой дворцовых переворотов в истории России считают краткий (всего 37 лет) период, когда восемь раз при помощи оружия произошла смена правителей России. Начало ей положила смерть Петра I и борьба за власть различных группировок. А завершилась эта эпоха воцарением на долгие 14 лет императрицы Екатерины II свергнувшей с помощью гвардии своего мужа Петра III. В.О. Ключевский полагал, что «дворцовые перевороты у нас в XVIII в. имели очень важное политическое значение, которое выходило далеко за пределы дворцовой сферы, затрагивало самые основы государственного порядка». Историк имел в виду, прежде всего, ту роль, которую играла в переворотах гвардия, по существу распоряжавшаяся российским престолом по своему разумению. В исторических исследованиях период второй четверти – середины XVIII века определяется историками как эпоха “ временщиков “, период политической нестабильности. Из 37 лет непрерывной чехарды власти 32 года пришлось на правление женщин, а если учитывать царствование Екатерины II, то в течение XVIII столетия в Российской империи после смерти Петра Великого 64 года власть в государстве находилась в руках женщин. В истории российского государства началась своеобразная эпоха женщин – императриц. Это было время жены Петра I Екатерины I, герцогини Курляндской Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны (племянницы Анны Иоанновны, правнучки царя Алексея Михайловича), дочери Петра I Елизаветы Петровны и Екатерины II. При этом из всех четырех императриц только Анна Иоанновна получила свою власть законным путем. Остальные взошли на престол в результате гвардейских военных переворотов, сопровождавшихся арестом, а подчас и убийством прежних правителей, расправой над их фаворитами и сторонниками. Несомненно, все императрицы по-разному проявили себя как политики. Одни опирались на фаворитов и временщиков, другие – на гвардию, третьи – на личную мудрость и правительственные учреждения, на европейский опыт. Смена царствующих особ не сопровождалась какими-либо потрясениями, хотя и серьезно отражалась на судьбах страны и народа. По мнению большинства историков, причинами дворцовых переворотов являются следующие: - отойдя от национальной политической традиции, согласно которой престол переходил лишь к прямым наследникам царя, Петр сам подготовил «кризис власти» (не осуществив указ 1722 года о наследовании престола, не назначив себе наследника); - на российский престол после смерти Петра претендовало большое количество прямых и косвенных наследников; - во всей своей полноте проявились существовавшие корпоративные интересы дворянства и родовой знати. Говоря об эпохе дворцовых переворотов, следует подчеркнуть, что они не являлись государственными, то есть не преследовали цели радикальных изменений политической власти или государственного устройства (исключением явились события 1730 года). При анализе эпохи дворцовых переворотов важно обратить внимание на следующие моменты: во-первых, инициаторами переворотов выступали различные дворцовые группировки, стремившиеся возвести на престол своего ставленника; во-вторых, важнейшим следствием дворцовых переворотов явилось усиление экономических и политических позиций дворянства; в-третьих, движущей силой переворотов была гвардия. Действительно, именно гвардия в рассматриваемом периоде решала вопрос о том, кому быть на престоле. Можно говорить об особой политической роли гвардии в истории России, которую она играла вплоть до событий декабря 1825 года на сенатской площади. Гвардия использовалась и для личной охраны царствующей особы. И для организации контроля за деятельностью различных учреждений. Позиции гвардии формировались боровшимися дворцовыми группировками. Каждая из сторон была вынуждена обращаться в этой борьбе за помощью к гвардейским полкам. В итоге на престоле часто оказывались люди слабые и неспособные управлять великой страной, беспокоившиеся лишь об удовлетворении интересов близких им лиц — фаворитов. Многие из них имели спорные права на престол в силу своего дальнего родства с правящими до них монархами. Исследователь петровской эпохи Е.В. Анисимов, объясняя события занятия престола Екатериной I, приводит слова находившихся при русском дворе иностранных посланников. Голштинский министр Карла Фридриха, герцог Г.Ф. Бассевич, в разговоре с австрийским посланником Н.С. Гогенцольцем, отметил, что партия Меншикова принудила сторонников Петра Алексеевича подписать манифест о воцарении Екатерины, т.к. те боялись войска. Французский посланник Жан-Жак Кампредон в своем письме еще более категорично заявил, что “решения гвардии здесь – закон”. В целом наиболее правильным было бы оценивать это время как период развития дворянской империи от петровских преобразований до новой крупной модернизации страны при Екатерине II. Во второй четверти – середине XVIII столетия не было крупных реформ (более того, по мнению некоторых историков, период до правления Елизаветы Петровны оценивается как период контрреформ). В этой работе я кратко охарактеризую каждый из произошедших в рассматриваемый период переворот. Данная тема заинтересовала меня, прежде всего, необычностью ситуации на вершине власти российской империи. Никогда прежде и после того не возникало подобных коллизий. Этот период в истории Российской государственности без преувеличения можно назвать уникальным. Кроме того, факт 64-х летнего правления женщин в России (не менее примечательный и уникальный), так же весьма заинтересовал меня. 1. Причины и обстоятельства возведения на российский престол Екатерины I (1725-1727) В 1718 году оборвалась жизнь старшего сына Петра царевича Алексея. В это время вопрос о преемнике царя был ясен: наследником престола был провозглашен его младший сын от Екатерины царевич Петр Петрович. Но не прошло и года, как мальчик умер. Единственным наследником Романовых по мужской линии остался сын царевича Алексея великий князь Петр Алексеевич. Но дед был явно не склонен отдавать ему престол и в 1722 году издал указ, по которому государь получал право сам назначить себе преемника. Именно этот указ, как считают многие историки, нарушил сложившуюся в России традицию престолонаследия и послужил причиной последующих событий. Во-первых, вспомним, что династия Романовых пришла к власти лишь в 1613 году, и не в результате наследования, но будучи избранной на царский престол земским собором. За царем Михаилом последовал его сын Алексей, за Алексеем — его сын Федор, но уже Федор Алексеевич умер бездетным, в результате чего возникла совершенно необычная ситуация, когда на царском престоле оказалось сразу два царя при фактическом регентстве их старшей сестры. После отстранения ее от управления реальная власть оказалась в руках младшего из братьев, поскольку старший был недееспособен. Ко времени смерти Петра Великого его единственному наследнику по мужской линии было лишь 10 лет. Понятно, что при возведении его на престол должен был быть назначен регент. Им мог стать либо старший в императорской семье, либо кто-то из важнейших вельмож. Старшей в семье была императрица Екатерина, которую Петр I в 1724 году торжественно короновал императорской короной, сделав равной себе и формально разделив с ней трон (подданные принесли присягу в верности императрице). Таким образом, реальная власть должна была оказаться в руках Екатерины и ее партии. Представителем этой же партии, поскольку она была правящей, был бы и регент, назначенный из наиболее близких к престолу вельмож. Что же касается самого Петра, то он, по всей видимости, колебался между завещанием в пользу жены или старшей дочери Анны. Некое завещание после 1722 года было им составлено, но незадолго до коронования Екатерины он его уничтожил. Но новое завещание так и не было составлено. Вскоре после коронации царь заподозрил супругу в неверности, казнил предполагаемого любовника жены Виллима Монса (кстати, брата его собственной первой возлюбленной Анны Монс) и отложил вопрос о престолонаследии до лучших времен. Уже на смертном одре Петр, как утверждает один из современников, попросил принести грифельную доску и слабеющей рукой написал: «Отдайте все...». Что имел в виду царь, так и осталось загадкой. В этой ситуации решить судьбу престола должен был исход противоборства придворных партий. Сохранившиеся мемуары предлагают несколько версий обстоятельств придворной борьбы вокруг российского престола в январе 1725 года, однако все сходятся на том, что противостояли друг другу две партии — сторонников великого князя Петра и Екатерины. Но, так или иначе, опираясь на гвардейские штыки, верх одержала партия Екатерины, во главе которой стоял А.Д. Меншиков. Для решения вопроса о престолонаследии были созваны высшие чины империи. И когда чаша весов начала было склоняться в пользу Петра, оказалось, что дворец окружен Семеновским и Преображенским полками, выведенными по приказу Меншикова в поддержку Екатерины. Никто из присутствующих не решился выступить против гвардии. 8 февраля 1725 года от имени Сената было официально объявлено о вступлении на российский престол императрицы Екатерины I. Ее первым министром стал Александр Данилович Меншиков — один из выдвиженцев Петра, прошедший путь от торговца пирогами до генералиссимуса русской армии. Для примирения враждующих дворцовых партий был создан Верховный Тайный совет, в состав которого вошли как представители старой знати, так и «птенцов гнезда Петрова». Ключевые позиции в нем имел Меншиков. Однако царствование Екатерины продолжалось недолго. В мае 1727 г. Россию ждало новое потрясение: Екатерина I умирает, и вновь встает вопрос о наследнике престола. Смерти императрицы предшествовал и новый виток острой придворной борьбы. Казалось бы, расклад сил должен был быть таким же, как в январе 1725 года, но судьба в лице князя А.Д. Меншикова распорядилась иначе. В течение многих лет, еще до смерти Петра I, Меншиков был одним из самых близких императрице людей. Когда же ему удалось добиться ее воцарения, он почувствовал себя полновластным хозяином страны и потерял чувство реальности. Непомерные алчность и честолюбие князя толкали его на самые рискованные предприятия (так, например, он добивался короны герцога Курляндского) и в результате поставили в оппозицию всему придворному окружению. Но влияние Меншикова на Екатерину было столь велико, что уже перед самой смертью императрицы ему удалось добиться от нее согласия на удаление от двора его главнейших противников — генерал-полицмейстера А. Девиера, графа П. Толстого, генерала И. Бутурлина, князя И. Долгорукого и А. Ушакова. Было логично предположить, что Меншиков, чья подпись стояла под смертным приговором царевичу Алексею, теперь станет добиваться воцарения одной из дочерей Петра I — Анны, уже ставшей к этому времени герцоги ней Голштинской, или Елизаветы. Но, во-первых, у Меншикова были вконец испорчены отношения с мужем Анны герцогом Карлом Фридрихом, а во-вторых, он не мог не понимать, что при воцарении одной из молодых, полных сил и энергии царевен ему уже не придется играть роль первой скрипки государства. И Меншиков поставил на одиннадцатилетнего Петра Алексеевича, а дабы застраховаться от возможных случайностей, добился от умирающей Екатерины подписания завещания в пользу внука ее мужа. При этом в завещании было оговорено, что роль регента при малолетнем императоре должен играть Верховный тайный совет, а сам Петр должен обручиться с одной из дочерей Меншикова. Будучи руководителем совета и тестем императора, князь, таким образом, рассчитывал получить власть едва ли не еще большую, чем прежде. Была, правда, одна юридическая тонкость, делавшая позицию Меншикова уязвимой: по петровскому указу о престолонаследии 1722 года наследник престола должен был быть объявлен самим императором при его жизни, а завещание Екатерины было оглашено уже после ее смерти. Но противники Меншикова были побеждены, и уже 7 мая 1727 года, на следующий день после смерти Екатерины, князь представил гвардии нового императора Петра II. Вглядываясь в характер нового российского императора, его увлечения и пристрастия, нетрудно заметить много общего с чертами его великого деда, проявившимися позже и в других его потомках. Такая же страсть ко всему военному, к грубым развлечениям и любовным похождениям, непоседливость, своенравие, неразборчивость в привязанностях. Однако ситуация, в которой Петр II взошел на российский престол, значительно отличалась от той, что была в 1689 году, когда Петр I, избавившись от царевны Софьи, мог еще некоторое время предаваться любимым утехам, не принимая непосредственного участия в делах управления. Судьбе было угодно распорядиться так, что рядом с юным царем не оказалось и достойного советника, способного оказывать на него благотворное влияние. В первый месяц царствования первым лицом государства был, конечно, Меншиков. Он перевез Петра в собственный дворец и старался ни на минуту не выпускать из поля зрения. Вскоре состоялось и обручение Петра со старшей дочерью Меншикова Марией, имя которой распоряжением Синода велено было поминать во всех церквах сразу после имени государя. Сам Меншиков получил звания адмирала и генералиссимуса, а его сын — генерал-лейтенанта. Но в июне 1727 года князь заболел и невольно на пять недель выпустил бразды правления из своих рук. Этим обстоятельством не могли не воспользоваться его противники при дворе, главнейшим из которых стал в это время А.И. Остерман. Выходец из Вестфалии, недоучившийся студент Иенского университета Остерман благодаря несомненным способностям к государственной деятельности стал постепенно одним из высших сановников Российской империи. При этом он был настолько умен, что никогда не претендовал на самую главную роль и умел, когда нужно, оставаться в тени и вообще уходить от ответственности за принятые решения, сославшись на вовремя приключившуюся болезнь. Именно Остерман помогал Меншикову расправиться с его врагами, но он же возглавил и борьбу со светлейшим князем менее двух месяцев спустя. На первый план Остерман выдвинул отца и сына Долгоруких, которых не без основания считал бездарными политиками, за спиной которых он сможет свободно проводить собственную линию. Поначалу интрига удалась. За время болезни Меншикова Остерман сумел настроить против него молодого императора, и так недовольного слишком жестким контролем со стороны светлейшего. Как только князь поправился, Петр сразу же продемонстрировал ему и собственной невесте наступившее охлаждение. Меншиков предпринимал слабые попытки обороняться, но безуспешно. Его биографы отмечают даже своего рода апатию князя, как будто смирившегося со своей судьбой. Создается впечатление, что у него просто больше не было сил на политическую борьбу. 8 сентября 1727 года Меншикову был объявлен домашний арест, а на следующий день — ссылка в одно из имений. Через сутки огромный поезд из 33 повозок двинулся в путь, сопровождаемый свитой из 133 человек. Однако спустя еще несколько месяцев место ссылки было изменено на Сибирь, куда лишенному чинов, званий и титулов Меншикову было разрешено взять с собой лишь десять человек прислуги. Там, в Сибири, в маленьком городке Березове в ноябре 1729 года Меншиков умер. Победа над Меншиковым, казалось, должна была сделать Остермана первым лицом государства, но в своих расчетах он не учел одного важного фактора — характера своего государя. Остерман надеялся стать руководителем императора в его политической деятельности, но Петр, как уже сказано, не желал заниматься делами. Его влекли удалые кутежи и другие забавы в обществе ставшего его фаворитом князя Ивана Долгорукого, а несколько позднее все основное время царь стал проводить на охоте. Все увещания Остермана ни к чему не вели. Время от времени Петр вдруг проникался значением его слов, давал обещания приняться за учебу, но сразу же забывал обо всем, как только фаворит или его отец придумывали ему новые развлечения. Император, в начале 1728 года уехавший в Москву на коронацию, не желал возвращаться в окруженную болотами новую столицу империи, где, как ему казалось, было нечем заняться. Он не посещал заседаний Верховного тайного совета и Сената и участвовал лишь в официальных церемониях. Документы свидетельствуют, что осенью 1729 года в поведении царя обнаружились перемены: он неожиданно охладел к своим фаворитам, отказался от охоты и стал прилежно заниматься учебой. Но было поздно: в январе 1730 года Петр внезапно заболел оспой и, проболев неделю, умер. Россия вновь встала перед проблемой престолонаследия, и вновь решение предстояло найти в острой придворной борьбе. На сей раз разразился настоящий династический кризис, ибо прямых потомков Романовых по мужской линии не осталось. Правда, был мальчик, родившийся в 1728 году от брака дочери Петра I Анны с герцогом Голштинским — Карл Петер Ульрих. Другим претендентом на престол была цесаревна Елизавета Петровна, вторая дочь Петра Великого. Именно к Анне и ее потомству или к Елизавете должен был отойти престол в случае смерти Петра II бездетным и по завещанию Екатерины I. Но тот факт, что оно было обнародовано уже после смерти императрицы, давал возможность не посчитаться с ним. Елизавета, нередко сопровождавшая своего племянника Петра II в его путешествиях по подмосковным лесам и имениям, считалась хоть и легкомысленной, но честолюбивой и плохо управляемой, а, следовательно, и плохо предсказуемой. Что же касается Карла Петера Ульриха, то его приглашение на престол на деле означало бы приглашение его отца Карла Фридриха (Анна Петровна умерла вскоре после родов), человека, слишком хорошо известного при петербургском дворе, чтобы у кого-нибудь из членов Верховного тайного совета возникло желание видеть его своим господином. Существуют сведения о том, что царский венец предлагали и первой жене Петра I Евдокии, но та якобы отказалась. Наконец еще одним кандидатом была княжна Екатерина Долгорукая — дочь князя Алексея и сестра князя Ивана Долгоруких, с которой фаворитам Петра II удалось обручить его в декабре 1729 года. Когда царь, умерший накануне назначенной свадьбы, был в агонии, Долгорукие написали от его имени завещание в пользу нареченной невесты, но подписать его у царя уже не было сил. На заседании Верховного тайного совета Долгорукие быстро поняли невыполнимость своих замыслов и отказались от попыток оперировать подложным завещанием. И тут, в момент поражения Долгоруких, инициативу взял на себя князь Д.М. Голицын — старейший член совета, также представитель родовой аристократии, но к тому же человек, сочетавший европейскую образованность с любовью к русской старине, опытный государственный деятель и дипломат. Голицын предложил передать трон племяннице Петра Великого вдовой герцогине Курляндской Анне Иоанновне. В рассуждениях Голицына была определенная логика: Анна принадлежала к старшей ветви Романовых, что делало ее права на престол вполне легитимными, но главное, эту 36-летнюю женщину легко было держать под контролем. Овдовевшая в 1711 году через несколько месяцев после свадьбы, Анна на протяжении всех последующих лет была игрушкой в руках российского правительства, использовавшего ее в своих политических целях. Ее заставляли жить в Митаве, столице Курляндии, где она полностью зависела от подачек из Петербурга и откуда писала родственникам и всесильным министрам многочисленные письма со слезными мольбами о помощи. Но Голицын понимал, что, когда Анна получит престол, роли могут перемениться. Следовало как-то застраховаться от возможных неожиданностей, оттого, что рядом с новой царицей вновь окажется всесильный фаворит, который будет распоряжаться судьбами русских вельмож по своему хотению. Голицын, критически относившийся ко многим новшествам петровской эпохи, в частности за их ориентированность на Запад, одновременно образцовой считал шведскую политическую систему и полагал, что настал час, когда русское дворянство должно получить больше свободы и участия в делах управления. Голицын предложил членам совета ограничить в России самодержавие, заставив Анну подписать специальные «кондиции», по которым она обязывалась без согласия Верховного тайного совета не объявлять войны и не заключать мира, не вводить новых налогов, не производить в высшие статские, военные и придворные чины, не лишать дворян жизни и имущества без суда, не жаловать вотчины и поместья, не распоряжаться государственными доходами. Итак, речь шла о значительном ограничении самодержавия в России коллективным правлением представителей высшей бюрократии. На момент составления «кондиций» это понятие почти полностью совпадало с понятием «аристократия», ибо Верховный тайный совет формально состоял из четырех человек — Голицына, двух Долгоруких (Алексея и Василия) и Остермана. (Последнего кандидатура Анны на престол, видимо, устраивала: у него были с ней доверительные отношения, а его старший брат состоял когда-то при ней воспитателем.) В заседании совета, избравшем Анну, участвовали и еще два человека — фельдмаршалы князья М.М. Голицын и В.В. Долгорукий. В «кондициях» же упоминалось о совете в составе восьми человек, так что можно предположить и его дальнейшее расширение за счет членов тех же или иных подобных фамилий. Но, во-первых, в «кондициях» ничего не говорилось о порядке назначения членов совета, и, следовательно, это право оставалось за императрицей. Во-вторых, «кондиции» предусматривали правовые гарантии и для всего дворянства. Это означало значительные изменения во всей системе социальных отношений в России и, возможно, предпосылки для образования полноценных сословий, что, в свою очередь, могло ускорить процесс модернизации и избавления от тех особенностей социально-политического устройства страны, которые его тормозили. Подготовленный верховниками проект «кондиций» был отправлен в Митаву, где Анна, давно мечтавшая любым способом вырваться из Курляндии, не колеблясь, их подписала. Не мешкая, новоиспеченная царица собралась в путь и уже к 10 февраля прибыла в Москву. Но, пока она путешествовала, слухи о «затейке верховников» (так стали называть эти события современники, а за ними и историки) распространились по городу. По-видимому, детали замысла поначалу известны не были, но 2 февраля подписанные «кондиции» были привезены в Москву и оглашены перед собранием членов Сената, Синода, генералитета и других высших должностных лиц. Идея ограничения самодержавия в пользу Верховного тайного совета, состоявшего из представителей двух семей, была воспринята как узурпация власти этими двумя семьями. «И тако, — писал один из участников событий, — они уже в чин царский самозванием вступили». Возмущение дворян (их, к несчастью верховников, было в это время в Москве особенно много из-за предполагавшейся свадьбы Петра II с Екатериной Долгорукой) было столь велико, что пришлось разрешить им участвовать в обсуждении формы ограничения самодержавия. И тут случилось нечто неожиданное: веками копившаяся энергия, которой петровское время придало новое качество, выплеснулась наружу — за несколько дней было составлено несколько проектов, в обсуждении которых приняли участие до тысячи человек. В большинстве проектов предлагалось создать «вышнее» и «нижнее» правительства путем выбора их членов из «генералитета» и «шляхетства», но не более одного - двух представителей от одной фамилии. Все проекты предусматривали оформление сословных прав дворянства: ограничение срока обязательной службы, облегчение порядка производства в офицерские чины, уничтожение положения указа 1714 года о единонаследии. Ряд проектов упоминал и о необходимости уменьшения податей для крестьян. Получение какой-то частью дворянства особых привилегий (сторонником этого и был Д.М. Голицын) противоречило интересам сословия в целом, ибо в специфических русских условиях делало дворянство зависимым от нескольких семей. Анна Иоанновна, прибыв в Москву и узнав о разногласиях в среде дворянства, стала при помощи своих родственников по матери Салтыковых готовить переворот. 25 февраля к ней явилась депутация дворянства, которая, ссылаясь на то, что верховники осуществили задуманное тайно, просили созвать собрание представителей для решения вопроса о государственном устройстве. Анна, поколебавшись, согласилась и велела составить соответствующий указ. Но тут подняли шум подготовленные сторонниками самодержавия офицеры гвардии, кричавшие, что они не допустят, чтобы кто-либо диктовал государыне законы. В результате вместо указа о созыве подобия учредительного собрания на свет родилась челобитная о восстановлении самодержавия. Анна публично разорвала ненавистные «кондиции», и ограниченная монархия в России, просуществовав чуть более месяца, была ликвидирована. 4. Анна Иоанновна (1730-1741). Бироновщина Значение царствования Анны Иоанновны, длившегося десять лет, прежде всего в том, что в это время совершился окончательный переход от старой к новой России. В восприятии этого царствования современниками, а через них и потомками отразилось то обстоятельство, что в этот период произошла смена поколений. Сошли со сцены старые соратники Петра I, и пришли более молодые, не менее честолюбивые, но, может быть, еще более свободные от нравственных ограничений. Именно им, чьи детство и юность, обыкновенно окрашенные в наших воспоминаниях в розовые тона, совпали с Петровской эпохой, новое царствование казалось удушливым безвременьем. Уже в 1731 году была восстановлена ликвидированная четырьмя годами ранее Тайная канцелярия, которую на многие годы возглавил А.И. Ушаков. В ведение этого ведомства были переданы все дела, которые можно было трактовать как измену, заговор, покушение на жизнь и честь государя. Причем по указу 1730 года за подобные прегрешения можно было присудить к смертной казни, которую на практике обычно заменяли физическим наказанием и ссылкой в Сибирь. Как преступление мог быть расценен отказ выпить за здоровье государыни, рассказ о неподобающем сне, виденном накануне, и уж тем более переход в иную веру (в особенности иудаизм). Еще более чем прежде, расцвело доносительство — дворовых и крестьян на своих помещиков, жен на мужей и, наоборот, детей на родителей и т.д. Во время следствия и обвиняемый, и доносчик подвергались пыткам, после которых большинство оставалось калеками. Доносчик, не сумевший доказать истинности своего доноса, наказывался как преступник. Жертвами Тайной канцелярии стали в 30-е годы около 10 тысяч человек, представлявшие все социальные слои. Наиболее шумные политические процессы царствования Анны связаны с именами тех, кто пытался навязать ей «кондиции».Сперва императрица сделала вид что не держит зла против Долгоруких, но уже через несколько месяцев они были высланы сперва в свои имения, а затем в тел самый Березов, где недавно умер А.Д. Меншиков. В 1738 году было возобновлено следствие о событиях междуцарствия, и в следующем, 1739 году четверо из князей Долгоруких были казнены, а еще несколько членов семьи приговорены к тюремному заключению. Д.М. Голицын окончил свои дни в крепости. Неудавшаяся личная жизнь рано овдовевшей императрицы парадоксальным образом сказалась на управлении страной. Еще в Митаве самым близким к Анне человеком стал курляндский дворянин Эрнст Бирон. С ним, приехавшим вскоре после воцарения императрицы в Москву, Анна не расставалась ни на минуту. Она постоянно нуждалась в его обществе, делила с ним все горести и радости. Бирон со своей женой и детьми и императрица составляли, по существу, одну семью, причем Анна была очень привязана к детям своего любимца, и некоторые историки, по-видимому, не без основания, полагают, что, по крайней мере, один из его сыновей был ее собственным ребенком. Привязанность государыни к Бирону была столь велика, что стоило у него испортиться настроению, как тут же портилось настроение и у императрицы. Власть Бирона над ней была поистине безгранична, и вполне понятно, что ни одно важное решение не принималось без его участия. Бирон был человеком честолюбивым, властным, расчетливым и достаточно осторожным, а поэтому старался не афишировать свое участие в управлении и не занимать ключевых постов, что впоследствии ввело в заблуждение некоторых историков. Современникам, однако, роль Бирона была, видимо, ясна. А поскольку в сознании русских людей того времени, готовых снести все от своего законного государя, власть любого фаворита, неважно — официальная или неофициальная, способного или бездарного как государственного деятеля, казалась нелегитимной, то, естественно, все дурное во времена Анны ассоциировалось с Бироном. С его именем связано и понятие «бироновщины», прочно вошедшее в историческую литературу. Как правило, под «бироновщиной» понимают тот разгул полицейского террора, о котором сказано выше и основы которого, конечно же, были заложены Петром I, а также так называемое «засилье иностранцев». 5. Иоанн VI (1740–1741), правление Анны Леопольдовны. Ноябрьский переворот 1741 г Уже в 1731 году, вскоре после вступления на престол, Анна Иоанновна позаботилась о своем возможном преемнике. Им был провозглашен еще не родившийся сын племянницы императрицы — дочери ее сестры Екатерины и герцога Мекленбург-Шверинского Анны Леопольдовны. Последней было в то время лишь 13 лет. Спустя некоторое время ей подобрали жениха — герцога Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского. Дабы развеять первое не слишком благоприятное впечатление, ему предложили завоевать руку принцессы воинской доблестью и отправили воевать с турками под командованием Миниха. Принц проявил себя храбрым и честным офицером, участвовал во взятии Очакова и заслужил звание генерал-майора. Возмужавшим, повзрослевшим и даже вытянувшимся и раздавшимся в плечах Антон-Ульрих вернулся в Петербург. Правда, за годы его отсутствия Анна Леопольдовна успела безнадежно влюбиться в красивого иностранца графа Линара, но императрица настаивала на браке, и в июле 1739 года наконец состоялась свадьба. В августе 1740 года Анна Леопольдовна родила мальчика, которому суждено было ненадолго стать российским императором Иоанном VI. Историки считают, что умирающая императрица колебалась и, возможно, раздумывала, не оставить ли ей престол самой Анне Леопольдовне, но невнимательность племянницы к тетке во время болезни решила дело, и наследником был провозглашен Иван Антонович. Но теперь вставал вопрос о регенте при двухмесячном младенце. Возможностей было три. Во-первых, роль регента могла быть поручена его родителям или одной Анне Леопольдовне, но императрица, видимо, опасалась, что в этом случае реальная власть окажется в руках герцога Мекленбургского Леопольда, славившегося скверным характером и вовсе не желательного в России гостя. Можно было бы отдать бразды правления страной в руки коллегиального органа — Кабинета министров, но это означало бы, по сути, возврат к той модели власти, которую Анна Иоанновна отвергла в самом начале своего царствования. Наконец, третьим претендентом на регентство был Бирон, затеявший ради этого сложную интригу. Помимо просто властолюбия им, видимо, двигало и сознание того, что до сих пор гарантом его благополучия была лишь сама императрица и при смене власти шансов сохранить его было немного. Получить регентство из рук императрицы значило для Бирона не только сохранить власть в своих руках, но и приумножить ее, причем законным путем. В результате ему удалось привлечь на свою сторону влиятельных членов Кабинета и добиться от Анны Иоанновны подписания соответствующего указа. Впрочем, сама императрица, по преданию, подписывая указ, который должен был быть оглашен после ее смерти, воскликнула: «Жаль мне тебя, герцог, ты сам стремишься к своей погибели!». Среди тех, кто активно помогал Бирону в получении регентства, был Миних, по мнению некоторых историков, уже тогда лелеявший планы свержения регента, если тот не поделится с ним властью. Но, видимо, ситуация была такова, что в короткое время когда императрица могла вот-вот умереть, можно было успеть уговорить ее только в пользу Бирона. Если же указ о регентстве не был бы подписан вовсе, начались бы беспорядки, при которых на фоне общего недовольства временщиками реальный шанс получить престол оказался бы у той, кого и Миних, и Бирон опасались более всего — у цесаревны Елизаветы Петровны. Как бы то ни было, но массового выступления против младенца-императора и его регента в октябре 1740 года не произошло, хотя борьба за власть в правящей верхушке не утихала. Уже через несколько дней после объявления его регентом Бирон проведал о враждебных ему разговорах принца Антона-Ульриха со своими приближенными. Последовало бурное объяснение и публичное покаяние принца, после которого в течение двух недель он не покидал свои покои. Легкая победа вскружила Бирону голову, и он, видимо, решил, что теперь ему все нипочем. 7 ноября он поссорился с Анной Леопольдовной, наговорил ей грубостей и пригрозил отправить вместе с мужем в Германию. Этот разговор оказался для Бирона роковым: в ту же ночь произошел переворот, положивший конец его правлению. Главным организатором переворота был Миних, полагавший, что, избавив Брауншвейгское семейство от Бирона, он сослужит ему такую службу, что ничего не будет стоить заполучить вожделенное звание генералиссимуса и навсегда обеспечить первенствующее положение при российском дворе. При этом он не претендовал на роль регента, собираясь отдать ее Анне Леопольдовне, а, призывая гвардейцев арестовать Бирона, ловко манипулировал именем Елизаветы, ради которой они готовы были идти в огонь и в воду. Переворот свершился без осложнений, и 9 ноября появился изданный от имени императора манифест об отрешении герцога Курляндского от регентства. Бирон отправился в сибирскую ссылку. По свидетельству современников, переворот был встречен с восторгом. После принесения присяги Анне Леопольдовне в качестве правительницы к окну дворца поднесли младенца Ивана Антоновича и показали толпе народа, приветствовавшей его радостными криками. Так началось правление герцогини Брауншвейгской. Первые распоряжения новой власти были традиционны для подобных случаев: участники переворота получили награды, хотя и несколько иначе, чем задумывал Миних. Звание генералиссимуса досталось не ему, а принцу Антону-Ульриху. Фельдмаршалу пришлось довольствоваться орденами, деньгами и должностью кабинет-министра. Этот факт свидетельствует о том, что родители Ивана Антоновича собирались править самостоятельно. Членом Кабинета стал также граф М.Г. Головкин, и в результате половину состава правительства составили русские, а половину иностранцы. Так же обстояло и с придворным штатом, где обертгофмаршалом был лифляндец Левенвольде, а гофмаршалом русский Д. Шепелев. Из восьми камергеров русских было шестеро. Таким образом, нет оснований утверждать, что правительница отдавала предпочтение иностранцам. Причем Анна Леопольдовна была набожна, пунктуально соблюдала все обряды православной церкви. Сама правительница не испытывала влечения к государственной деятельности и нередко, вздыхая, говорила о том, как она мечтает, чтобы ее сын скорее вырос. В этой ситуации, быть может, если бы в правительстве оказались люди энергичные и решительные, они могли бы многого добиться. Но Анна Леопольдовна сохраняла вокруг себя в основном тех же, кто окружал ее тетку. Столь же неспособным к государственной деятельности был и принц Антон Ульрих. Между тем Иван Антонович рос под присмотром фаворитки его матери фрейлины Юлии Менгден, и его очень редко показывали посторонним, даже когда этого требовал этикет. Откровенное нежелание правительства всерьез заниматься управлением страной вызывало все большее недовольство. Легитимность власти Анны Леопольдовны была сомнительной, а перспектива семнадцать лет ее правления провести подобным же образом мало кого вдохновляла. Напряжение в обществе росло, и возможность свержения правительницы становилась все реальнее, и лишь она сама, казалось, ничего не хотела замечать. Еще в марте 1741 года ушел в отставку отчаявшийся что-либо изменить Миних, грозил отставкой Остерман. Опытные политики хорошо знали положение в Петербурге, были осведомлены о том, что недовольные все больше концентрируются в окружении цесаревны Елизаветы, и считали необходимым принять меры безопасности. Одни предлагали отправить ее в монастырь, другие срочно выдать замуж. Но и Елизавета знала об этих планах, и именно опасность их осуществления более, чем что-либо иное, быть может, толкнула ее, любившую веселый и беззаботный образ жизни не меньше своей племянницы, на путь заговора. Между тем сведения о заговоре, в котором были замешаны и некоторые иностранные дипломаты, не могли не достичь ушей членов Кабинета. 11 ноября в покои правительницы на носилках принесли больного Остермана, умолявшего немедленно арестовать одного из главных заговорщиков — врача Елизаветы Лестока, а также изолировать саму цесаревну. Правительница отвечала, что не верит в виновность цесаревны и сама переговорит с ней. 23 ноября состоялся разговор Анны с Елизаветой, относительно содержания которого существуют различные версии, однако очевидным является то, что цесаревна категорически отрицала причастность к заговору и вполне убедила в этом легковерную правительницу. Переубедить ее не удалось ни принцу Антону Ульриху, ни членам Кабинета. Единственное, на что Анна Леопольдовна согласилась, так это на провозглашение себя императрицей, что было решено сделать в день ее рождения 18 декабря, но времени уже не оставалось. Разговор 23 ноября лишь ускорил развитие событий, и в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года новый государственный переворот положил конец царствованию Ивана Антоновича. Свергнуть годовалого императора было делом нетрудным, не допустить ошибки при решении дальнейшей судьбы Брауншвейгского семейства было едва ли не труднее. Поначалу было решено выслать опальную семью за границу. Но довезли лишь до Риги, где задержали на год, затем еще год продержали в пригороде Риги — Дюнамюнде. К этому времени Анна Леопольдовна родила еще двух дочерей — Екатерину и Елизавету. После этого всех их повезли обратно в Россию, сперва в Ранебург, а затем в Холмогоры, где в 1744 году Ивана Антоновича забрали у родителей. В 1745 и 1746 годах Анна Леопольдовна родила еще двух сыновей Петра и Алексея, после чего умерла. Ее тело было привезено в Петербург и похоронено с полагающимися почестями. Многочисленные слухи вокруг судьбы свергнутого императора заставили правительство в 1756 году отправить его в Шлиссельбургскую крепость, где ему и предстояло погибнуть в 1764 году от рук тюремщиков, когда поручик В.Я. Мирович предпринял попытку освободить его. Между тем его отец, братья и сестры оставались в Холмогорах. В 1774 году умер принц Антон Ульрих, а в 1780-м его несчастных детей отправили в Данию к их тетке королеве Юлиане-Марии. Принцесса Елизавета умерла в 1782 году, Алексей в 1787-м, Петр в 1798-м. Единственная оставшаяся в живых состарившаяся, глухая принцесса Екатерина в 1803 году безуспешно просила у императора Александра I разрешения возвратиться в Холмогоры. 6. Елизавета Петровна (1741–1762) Ноябрьский переворот 1741 года закрыл одну и открыл другую, новую страницу русской истории — страницу длиной в двадцать лет. Именно столько продолжалось царствование императрицы Елизаветы Петровны, в течение которого совершился переход империи из первой половины века во вторую, из поры юности и созревания в пору мужественной зрелости. Прежде всего, обращают на себя внимание особенности самого переворота. Как и предыдущие, он был совершен при помощи гвардейских штыков, но если раньше гвардейцы играли лишь роль статистов, которыми ловко манипулировала та или иная придворная группировка, то теперь они были полноценными действующими лицами. В течение ряда лет до переворота цесаревна Елизавета помногу времени проводила в обществе гвардейцев, крестила их детей, раздавала им деньги и к 1741 году была для них не некоей абстрактной фигурой, известной лишь по имени, но общей любимицей, благодетельницей и заступницей, дочерью человека, с именем которого в их сознании связывались сказочные подвиги во благо России. Еще одна уникальная черта переворота ноября 1741 года — это то, что в заговоре практически не участвовали представители правящей верхушки и, наоборот, участвовали иностранные дипломаты, пытавшиеся подобным способом решить проблемы своих стран. Французский посол Шетарди и шведский Нолькен усердно уговаривали Елизавету решиться на переворот, снабжали ее деньгами, требуя взамен разнообразных уступок, включая возврат Швеции Прибалтийских провинций. Деньги были Елизавете нужны, уговоры определенным образом на нее влияли, но никаких обещаний она не дала и никаких обязательств не подписала. Швеция, между тем, надеясь реваншироваться за поражения, нанесенные ей Петром I, объявила России войну и выпустила абсурдный манифест, в котором утверждала, что желает защитить права его потомков на престол. Вполне понятно, что в условиях патриотического подъема объявить о своей солидарности со шведами было бы для Елизаветы равносильно самоубийству, и потому, решив действовать самостоятельно, она лично явилась в казармы и со словами: «Ребята, вы знаете, чья я дочь, идите за мной!» — увлекла гвардейцев на штурм царского дворца. Вот эти-то слова «чья я дочь» и были самыми главными, обладавшими поистине магической силой. Не случайно новая императрица, обычно подписывавшаяся на французский манер «Елисавет», осталась в русской истории не как Елизавета I, но как Елизавета Петровна — дочь Петра. Восстановление петровского наследия — вот та идея, которая подняла гвардейцев в ночь переворота, и в том, что некая идея вообще была, еще одна его особенность. Выше уже говорилось о специфике восприятия национальной проблемы, как она сложилась в 30-е годы XVIII века: чувство национальной обиды возникло не на почве действительного притеснения русских иностранцами, но в силу специфичности самих условий формирования нового национального самосознания. Мнимое забвение петровских принципов превратило Елизавету в своего рода символ, а ее второстепенное положение при дворе воспринималось как оскорбление памяти великого императора иностранцами, узурпировавшими власть. Цесаревна, по-видимому, умело эксплуатировала эти чувства, подогревала их, с тем, чтобы использовать в нужный момент. При этом примечательно, что опору она нашла не в офицерской, а в солдатской среде, где абсолютное большинство составляли выходцы из крестьян. В течение всего царствования при назначении высших должностных лиц Елизавета подчеркнуто отдавала предпочтение русским перед иностранцами. Царствование императрицы Елизаветы Петровны, продолжавшееся двадцать лет, составляет целую эпоху в российской истории. Однако, рассказ об этом интереснейшем этапе в истории страны, ставшем своеобразным мостиком, по которому Российская империя перешла на новую ступень своего развития, не вместится в рамки данной работы. Поэтому обратимся к событиям конца 1761 года, когда на престол взошел император Петр III. 7. Воцарение и свержение Петра III Федоровича (1762) Императрица умерла 25 декабря 1761 года, когда во всех храмах России шли торжественные рождественские службы и еще ничего не знавшие о случившемся священники произносили здравицы Елизавете Петровне. Смерть императрицы Елизаветы Петровны стала началом самого короткого в русской истории — всего шесть месяцев — царствования Петра III. Император Петр III, он же великий князь Петр Федорович, он же герцог Голштинский Карл Петер Ульрих, был сыном старшей сестры Елизаветы Анны Петровны от ее брака с герцогом Голштинским Карлом-Фридрихом. Сама Анна умерла еще в 1728 году вскоре после родов, а ее рано осиротевший сын (в 1739 году он потерял и отца) уже в начале 1742 года был спешно привезен в Россию, объявлен наследником российского престола и крещен в православие под именем Петра Федоровича. В 1745 году его женили на Ангальт-Цербстской принцессе Софии Августе Фредерике. Брак был неудачным, характер у принца несносным и, по свидетельству современников, Елизавета Петровна нередко плакала, глядя на племянника и представляя его воцарение как величайшее несчастье для России. Однако лишить Петра прав на престол императрица так и не решилась. За годы жизни в России, куда он попал тринадцатилетним мальчиком, Петр не сумел ни полюбить родину своих предков, ни даже привязаться к ней. Русские традиции и обычаи, интересы страны и ее народа остались для него чужими. Получив власть после смерти своей тетки, Петр III Федорович желал ознаменовать начало своего правления милостями. Он помиловал многих людей, сосланных в предшествующие царствования (и, прежде всего знаменитых Бирона и Миниха). Он уничтожил «тайную канцелярию», в которой со времен императрицы Анны производились дела и чинились наказания по политическим преступлениям. Наконец, он (манифестом 18-го февраля 1762 года) дал дворянам вольность служить или не служить по их собственному желанию, но при этом выразил уверенность, что дворяне и впредь не будут укрываться от службы и не дерзнут детей своих оставлять без обучения «благопристойным наукам». Однако эти меры, даже давно желаемый дворянами манифест о вольности дворянской, не могли расположить русских людей к Петру III, так как все остальное его поведение возбуждало сильнейшее против него неудовольствием. Во-первых, не нравилась внешняя политика императора. Всех раздражало бесславное прекращение войны с Фридрихом, которую в России привыкли считать необходимою и победоносною. Во-вторых, отношение Петра III к духовенству и дворянской гвардии был такового, что вызывало у них чувство горькой обиды. Император не понимал православных верований и обычаев, не чтил икон, смеялся над одеждою духовенства, желал закрытия домовых церквей, отнял у духовенства управление его землями и крестьянами, передав их в особую «коллегию экономии». Гвардия тоже чувствовала на себе гонение. Петр называл гвардейцев янычарами, не скрывая того, что опасается их движения. Вместо простой и удобной Елизаветинской формы Петр дал гвардии прусскую форму, дорогую и стеснительную В-третьих, личное поведение Петра всем представлялось просто зазорным: «он не похож был на государя», говорили о нем. Детские выходки у него сменялись грубыми кутежами. При всем дворе и даже на народе он являлся нетрезвым и несерьезным человеком. Он не скрывал своей нелюбви к Екатерине, при всех обижал ее и грозил заточить. Было ясно, что Петр, сам не умея править, подвергал опасности и государство и свою семью. Петр напоминал собою печальной памяти немецких временщиков; трудно было ожидать, чтобы ему продолжали повиноваться. Императрица Екатерина Алексеевна отлично воспользовалась нерасположением общества к Петру III. В то время, когда Петр, не похоронив еще праха Елизаветы, начал свои шумные и непристойные выходки и пирушки, Екатерина долго носила траур по Елизавете и вела скромный и пристойный образ жизни, показывая собою полную противоположность мужу. Он не скрывал своих немецких симпатий; она старалась всегда казаться православною и русскою. Он не упускал случая обидеть ее; она держалась скромно и с достоинством. Но в то же время она принимала деятельное участие в приготовлениях к перевороту в ее пользу. Эти приготовления шли в кругу некоторых Елизаветиных вельмож и в гвардейских полках. Вельможи были очень осторожны и скрытны, а гвардейская молодежь смела и решительна. Поэтому именно молодежь и повела дело вперед. Во главе ее стала семья офицеров Орловых (из которых в особенности работали в пользу Екатерины два брата, Алексей и Григорий Григорьевичи). Среди гвардейских и армейских полков, стоявших в столице, заговорщики насчитывали до 10 тысяч преданных Екатерине солдат. Лето 1762 года Петр III проводил в Ораниенбауме, а Екатерина — в Петергофе. Рано утром 28-го июня Орловы тайно вывезли Екатерину в Петербург и провозгласили ее императрицею и самодержицей, а великого князя Павла Петровича наследником престола. Все войска присягнули Екатерине, народ ликовал. Вельможи в Зимнем дворце приветствовали новую государыню. Послав своих сторонников в Кронштадт, Екатерина к вечеру 28-го июня выступила с войсками в Ораниенбаум против Петра. Император не решился на борьбу и в день своих именин, 29-го июня, подписал отречение от престола. Он был отправлен на мызу Ропшу под присмотром Ал. Гр. Орлова. В бездействии заточения Петр, вместе со стерегшими его офицерами, развлекался, по своему обычаю, вином и лишился жизни от удара, полученного в хмельной ссоре. Екатерина была очень расстроена происшедшим, понимая, что молва может быть вины приписать ей скоропостижную смерть ее мужа. Народу было объявлено, что Петр скончался от «гемороидической колики», и прах его был погребен в Александро-Невской лавре в Петербурге. Так закончилась эпоха двоцовых переворотов и началось царствование Екатерины II, продолжавшееся 34 года и ставшее одним из самых благополучных в истории России. Бурная реформаторская деятельность, проникшая во все поры экономической, социальной, политической, общественной и культурной жизни, со смертью Петра Великого как бы застыла, застигнутая врасплох. Внезапная смерть главы абсолютистского государства парализовала, прежде всего, инициативу верховных органов государственного правления. Наступила так называемая эпоха дворцовых переворотов. Действительно, с 1725 по 1762 год в стране произошло восемь переворотов, каждый из которых возводил на престол нового государя, после чего, как правило, происходила смена персонального состава правящей верхушки. На вершине воздвигнутого гигантскими усилиями преобразователя дворянского государства началась мышиная возня в виде борьбы скоропалительно формирующихся дворцовых партий за власть. Не удивительно, что главным содержанием внутренней политики этих лет было расширение и укрепление привилегий дворянства. Делалось это порой вопреки указам Петра Великого, а накопленные его стараниями государственные резервы были бездарно растрачены. Каменский А.Б. Российская империя в XIII веке: традиция и модернизация. - М: Новое литературное обозрение, 1999. Анисимов Е.В. Смерть в конторке// Родина. 1993. № 1. Милов Л.В., Зырянов П.Н., Боханов А.Н. История России с начала XVIII до конца XIX века. – М.: Издательство АСТ, 1996. Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII в. Борьба за наследие Петра. – М.: Мысль,1986. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII в. – М.: РТГУ, 2001. Платонов С.Ф. Сокращенный курс русской истории с IX в. по XX в. – СПб.: Издательство «Шпиль», 1994. |