Реферат: История образования ТомскаРеферат: История образования ТомскаТомск Реферат ученицы 10 классапо истории Сибири Преподаватель: Обуховский Денис Александрович Новосибирск2005Оглавление Введение Обзор литературы Глава 1: Создание и начало пути Глава 2: Развитие города XVII-XX вв Глава 3: То, чем так славится Томск: об образовательных учреждениях этого города Глава 4: Облик города Заключение Список литературы Приложение 1 Приложение 2 Введение Интересно изучать историю любого города. История разных городов настолько индивидуальна и увлекательна, что невольно начинаешь задумываться о великой значимости образования каждого города… Хочется исследовать и выявить прогрессивный рост и развитие Томска на протяжении четырех веков. Ведь странно, что город, которые строился исключительно для служилых людей и заключенных начал так быстро развиваться, и по своей значимости, гораздо более весом, нежели множество других городов. Для своего исследования я выбрала именно Томск, потому что ему было присвоено звание «Сибирских Афин» – интересно, почему именно этот город так назвали. Ведь это почетно. Обзор литературы Для написания своего реферата я использовала, в основном, книгу Сергея Заплавного «Рассказы о Томске».Начальные её страницы воссозданы по наказам, грамотам, памятям, челобитным, описям и просим деловым бумагам XVII века. Составители этих документов, дьячки-грамотеи, стремясь преуспеть в своем ремесле, порой усложняли бесхитростную простоту старорусского разговорного слога, делали его не только величественным, но и выспренним. Однако не мало отыскалось писцов с явными литературными способностями, а потому в самых скучнейших имущественных записях проглядывает поэтическая точность и образность. На просто перестроиться на этот узорный, самобытный, во многих случаях не понятный без пояснения слог, но, перестроившись, ощущаешь, как завораживает он своим могучим движением, как настежь открывает дали прошлого, оттеняет нравы, обычаи, взаимоотношения между людьми. Своеобразен не только язык наших предков, но и обиходный их календарь. Дело в том, что русское летоисчисление до 1699 года велось не от Рождества Христова[1], а от Сотворения Мира. При этом год кончался не декабрем, как сейчас, а августом. Сентябрь[2], занимал место января, октябрь – февраля и т.д. Многотомная летопись Томска красочна, увлекательна. Любая её страница могла бы стать самостоятельным художественным произведением. Однако нельзя объять необъятное. Пришлось отказаться от широкого, хронологически последовательного повествования, из множества фактов, событий, судеб отобрать лишь те, которые связывают прошлое с настоящим, а через него – с будущим. Каждый раздел книги – по сути дела документальный рассказ об одной из традиций, которыми славен город Томск. А традиции складываются из десятилетия в десятилетия, из века в век. Так вот и получилось, что начало каждой новой истории есть погружение в прошлое, не редко на глубину нескольких веков, в конце – стремительное возвращение в сегодняшний день. Отсюда неизбежные перепады в языке, тональности, стиле. Художественному изображению обычно вредят излишние подробности, уточнения, отступления, внешние повторы, перечисление, обилие деталей. Зато история без них, престанет быть историей. В период знакомства с летописью Томска Сергею Заплавному очень помогли квалифицированными советами и доброжелательной поддержкой профессора Томского государственного Университета имени В.В. Куйбышева З.Я. Бояршинова, М.Е. Плотникова, И.М. Разгон, заведующий партийным архивом томского обкома КПСС М.И. Чугунов, заведующий сектором института истории, философии и филологии сибирского отделения АН СССР О.Н. Вилков, научные сотрудники ТГУ и политехнического института В.З. Нилов, И.Т. Лозовский, заслуженный работник культуры РСФСР Н.С. Пойзнер, краевед В.П. Домоевский, а так же работники томских библиотек, архивов, музеев, хранители истории родных предприятий. Также мне пришлось поработать с книгами Зобачева И.Г. «Сибирь в первую Русскую революцию 1905-1907 гг. и Резуна Д.Я., Васильевского Р.С. «Летопись Сибирских городов». Было нелегко прийти к чему-то единому, собирая информацию из разных источников, тем более, что именно в этих книгах подходы к изучению проблемы совершенно разные. Зобачев И.Г. рассматривал город исключительно, как героя, который сделал очень много для нашей родины в одну из самых тяжелых эпох – в эпоху Революции. А Резун Д.Я. и Василевский Р.С, напротив, повествовали лишь о начале пути Томска и его начальных этапах развития, совершенно не оговаривая последний век его прогрессивного роста. Книга Федотова С.П. и Черненко А.К. «Гордость Томска» помогла выявить самые древние, интересные и значимые архитектурные сооружения, которые еще не реконструировали. История Томска весьма замечательна и может составить предметом особенной монографии… Н. Костров Глава 1: Создание и начало пути Томский город строился летом 1604 года по просьбе князька Тояна на его землях по мысу Воскресенской горы над рекой Томью соединенным отрядом служилых людей под командованием Г. Писемского из Сургута, В. Тыркова из Тобольска и Д. Юрьева из Тюмени (см. Приложение). Однако первое русское ясачное зимовье здесь появляется уже в конце XVI – самом начале XVII веков. Строительство города было закончено 27 сентября 1604 года. Томская крепость была выполнена в технике «городней», поставленных четырехугольником, общей площадью в 0,2 га[3]. Общая длина городских стен достигала 98 саженей[4] с аршином[5]. Высота стен доходила до 6,5метров. По углам стояли 4 глухих башни. На северной и южной городовой стене находились проезжие башни, высота которых колебалась от 13 до 22 метров. В городе находились воеводский двор, съезжая изба, житницы[6], амбары и Троицкая церковь, срубленная в 1606 году. В 1609 году к северной городовой стене был прирублен острог[7] «в трех стенах». Общая длина острожных стен составляла 604 сажени и 2 аршина. В двух углах передней, северной, стороны острога поставлены две глухие, а посередине между ними - проезжие башни. Общая площадь города и острога достигала около 4,1 га. В 1634 году был построен новый острог по посаду по обе стороны реки Ушайки, где жила основная масса горожан, так называемый «Нижний острог». В 1639 и 1643 годах Томск сильно выгорел. К 1652 году было закончено строительство новых городских укреплений, общий вид которых дошел до нас в реконструкции В.И. Кочедамова. По ней Томск также делился на город и острог, площадь которых была уже примерно одинаковой. Городовые стены также были выполнены в технике городней, по углам стояли глухие башни. Кроме того, проезжие башни находились на северной, южной и западной сторонах. К концу XVII века город Томск представлял из себя деревянную крепость, обнесенную частоколом с 7 глухими и проезжими башнями. С северной стороны к городу примыкал Верхний острог с одной большой проезжей башней. Г.Ф. Миллер, прибыл в Томск в 1734 году, увидел крепость, построенную четырехугольником «из бревен, по образцу деревянных домов». Длина её равнялась 50 саженям, а ширина – 30. На четырех ее углах и над двумя воротами находились башни с артиллерией для стрельбы. Седьмой башней была колокольня Троицкой церкви, встроенная в крепостную стену. Кроме того, сразу же за крепостью находился маленький круглый острог из палисада, где в начале XVIII века жили плененные шведы. В 1635 году в Томске всех служилых, посадских и крестьян насчитывалось около 720 человек, все население составляло около 2 тысяч человек. В 1723 году в Томске было 1050 дворов, в которых проживало 8,5 тысяч человек различных сословий. В 1790 году окружность территории города была равна 8,5 версты[8], а длина - 3, ширина – 1 версте и 100 саженям. Город делился на семь частей. Городские укрепления к тому времени уже не сохранились. В Томске насчитывалось 7 церквей, 1 монастырь, 3 торговых ряда с 237 лавками, 1436 городских обывательских домов и 7490 жителей. Город сыграл выдающуюся роль не только в истории Западной, но и всей Сибири. Основанный вначале как небольшая деревянная крепость для защиты ешутинских татар князька Тояна, он вскоре стал основным центром, базой, откуда направлялись отряды казаков для проведывания «немирных землиц» от алтайских гор и верховьев Енисея до забайкальских степей и берегов тихого океана. Именно томскими служилыми людьми были проложены первые тропы в этой части Сибири. Томск принадлежал к числу пашенных городов и первой экономической основой для его развития послужило пашенное земледелие. Но очень скоро возникает развитое ремесленное производство. В 1625-1626 годах в Томске было около 20 ремесленников, в 1655 году их было уже около 70, а в 1721 – 384 ремесленника различных специальностей. Уже в середине XVII века в городе насчитывалось более 50 ремесленных специальностей, среди которых были занятия, требующие высокого профессионального мастерства, например, котельщики, бронники, серебренники, часовщики, иконники и др. Уже в первых десятилетиях XVII века в Томске организуется промышленное железоделательное производство, одно из самых первых в Сибири. Высоко искусства достигли плотницкое дело и обработка дерева. Томская архитектура и деревянное зодчество того времени обладали «строгим и вместе с тем живописным силуэтом, представительностью фасадов домов, добротностью стройки и прекрасным, мастерским декором…»[9]. Развитие томской промышленности стимулировалось не только потребностями местного рынка, но и нуждами местного рынка, но и нуждами обследования и изучения всей Сибири. Благодаря близкому тогда соседству с южными районами Сибири, Томск очень рано стал крупным торговым городом. Как писал Г.Ф. Миллер, уже в XVIII веке «город Томск более достоин купеческим городом называться, понеже в нем живут не токмо многие знатные русские купцы, но и богатые бухарцы и татары, составляющие купечество». Томск – один из важных центров торгово-транзитного движения населения Сибири, путей сообщения. К числу градообразующих функций города следует отнести и его административную значимость как областного, «разрядного» города. Томск – один из центров массовых народных выступлений против царской администрации. Первые выступления томичей относятся уже к 1608 году. Наиболее крупными были волнения 1637 года и народное восстание 1648 года, в ходе которых народные массы противопоставили царской администрации свой орган общественного самоуправления – «казачий круг». На томской городской печати 1635 года изображена «коруна», а около вырезано: «Печать государева Томского города». На городской печати изображен в желтом поле «человек в серой одежде, работающий в рудокопне». В городском гербе Томска, утвержденном 17 марта 1785 года, изображена «в зеленом поле серебренная лошадь, в знак того, что лошади сей округи почитаются лучшими и что у близь живущих татар находятся конские заводы».
В 1804 Томск был назначен губернским городом для средней Сибири с новым гербом: «в щите, имеющем зеленое поле, изображена белая лошадь, бегущая в правую сторону». Герб Томска, принятый Герб Томска принятый в 1785 году в 1804 году Глава 2: Развитие города XVII-XX вв
Также Томск – важный культурный центр Сибири XVII века. Уже в конце 1620-х годов на рынке города в продаже появляются книги. Во второй половине XVII века возникает свое городовое летописание. Томск внес важный вклад в развитие интернационального трудового и боевого содружества русского и нерусского населения Сибири. В составе томских служилых людей были белорусы, украинцы, поляки, литовцы, немцы, греки, уже не говоря о коренных представителях народов Сибири – татарах, калмыках и киргизах. По преданиям именно с этого камня началось строительство города. После образования Сибирской губернии в 1708 Томск остался уездным городом. В 1719 причислен к Енисейской провинции, в 1726 — к Тобольской, в 1782, при открытии Тобольского наместничества, Томск стал областным городом, в 1797 перешел в качестве окружного города в состав Тобольской губернии. Быстрый рост Томска начался с конца 1830-х (генеральный план 1830) благодаря усиленной разработке золотых приисков в Томской и Енисейской губерниях. В 1822-1863 гражданский губернатор Томска являлся одновременно и главным начальником Алтайских горных заводов. В Томске находилась Горная канцелярия. Торговое значение Томска как центрального склада крупных русских фирм росло благодаря дешевому водному пути и сильно развившемуся по рекам Западной Сибири пароходству. В 1900 уже было 208 мелких фабрик и заводов[10]. В целом планировочная структура Томска была нерегулярной, в ней преобладал радиально-кольцевой тип с порельефным направлением улиц, имеющих полукруглый, зигзагообразный, ветвистый, ломаный и извилистый характер. Мыс с кремлем и посадом оказался почти в центре застройки и, тем не менее, был мало с ней связан. В конце XVIII долгое время проекты упорядочения его плана не могли быть реализованы ввиду отсутствия какой-либо сложившейся системы и сложной природной ситуации. В то же время современники отмечали удивительную красоту обширных пространств долин рек. Г. Ф. Миллер отмечал, что «лучшего и способнейшего» места для города «в тамошней стороне найти не можно было». Силуэт города обогащался за счет разнообразия рельефных особенностей местности и оформляющих ее высотных акцентов. С 1830 Томск развивался по регулярному плану В.И. Гесте с веерной схемой улиц. Применялись типовые проекты зданий П.А. Раевского, А П. Деева, А.А. Арефьева. В 1900 году из 13 тысяч строений было 6 тысяч жилых. Обособленно жили татары и бухарцы, преимущественно в пригороде Заисточье. В 1900 году в Томске имелось 11 православных церквей, два монастыря (мужской и женский), 1 римско-католическая, 1 лютеранская, мечеть, три еврейских молельни. Во время Гражданской войны в 1918-1919 годов в Томске была образована Сибирская областная дума, Временное Сибирское правительство эсэров, проходил мятеж Чехословацкого корпуса. В годы Отечественной войны в Томск эвакуировали заводы из европейской части страны. Как и другие города страны, Томск поднимался из прошлого в будущее по крутым ступенькам пятилеток. Годы мирного строительства оборвала война…
Город не только принял, размесил их, но и дал рабочие руки. Чаще всего это были руки подростков и женщин. В июне 1942 года в Томске был образован первый в стране Комитет ученых для помощи фронту. Он установил связь с десятками промышленных предприятий страны, с геологами Кузбасса, Красноярска. В Томске был сделан первый отечественный радиощуп для обнаружения в теле человека осколков гранат и тому подобных. За годы войны в Томске развернуто 11 госпиталей, в них широко применялась сибирская амфора, пенициллин, мох вместо ваты… Свыше 100 тысяч человек вернули к жизни томские врачи, каждому четвертому сделано переливание крови. С 1965 по 1983 год Томский обком партии возглавлял Е.К. Лигачев. Именно на эти годы пришлись наиболее важные, определяющие развитие города и области преобразования – и в народно-хозяйственном и в культурном плане, за сравнительно короткие сроки достигнуты успехи поистине весомые и зримые. 19 октября 1979 года «за большие заслуги трудящихся города в революционном движении, их вклад в борьбу с немецко-фашисткими захватчиками в годы Великой Отечественной войны и успехи, достигнутые в хозяйственном и культурном строительстве», президиум Верховного Совета СССР наградил Томск орденом Октябрьской революции. Глава3: То, чем так славен Томск: об образовательных учреждениях этого города По числу учебных заведений Томск уже 100 лет занимает первое место в Сибири: в 1878 году в Томске был основан первый в азиатской части России Императорский университет. Томский университет им. В. В. Куйбышева (см. Приложение 2) старейший вуз Сибири и Дальнего Востока. Основан в 1880, открыт в 1888 в составе медицинского факультета; в 1898 — юридический факультет. В 1909—1910 на юридическом факультете учился В.В. Куйбышев. За годы Советской власти стал крупным учебно-научным центром. С университетом связана деятельность академиков В.Д. Кузнецова, Ю.А. Кузнецова, С.И. Карпова, Н.В. Торопцева, членов-корреспондентов АН СССР П. Н. Крылова, Г.Д. Суворова, А.Д. Закревского, А.К. Красина. На базе ТГУ созданы в Томске медицинский и педагогический институты. В составе ТГУ (1976): факультеты — физический, механико-математический, радиофизический, физико-технический, прикладной математики, геолого-географический, химический, биолого-почвенный, исторический, филологический, юридический, экономический, повышения квалификации преподавателей вузов; аспирантура, заочное и подготовительное отделения; научно-исследовательские институты — Сибирский физико-технический, прикладной математики и механики, биологии и биофизики; научно-исследовательский сектор, 4 проблемные лаборатории, вычислительный центр; Сибирский ботанический сад, музеи В. В. Куйбышева, минералогический, зоологический, палеонтологический, археологии и этнографии; гербарий. В научной библиотеке 3 миллионов томов. Именно благодаря тому, что этот университет был образован, уровень жизни в Томске значительно повысился. Наверное, это не удивительно, потому что уже менее, чем через сто лет, после образования университета, в нем около 1900 преподавателей и научных сотрудников, в том числе 71 профессор и доктор наук, 450 доцентов и кандидатов наук и обучалось более 8000 студентов.
В общежитии имелась необходимая мебель, посуда, постельные принадлежности, работала столовая, библиотека. Для наблюдения за порядком в общежитии проживал один из служителей инспекции.
Мужскую гимназию открыли в Томске в 1838 году, но первоначально находилась она в частном доме на углу улицы Миллионной (пр. Ленина) и Приюто-Духовского (Совпартшкольного) переулка, теперь в нем станция скорой помощи. Здание рядом с городским садом, которое мы видим на снимке, построили в 1897 году специально для гимназии. За обучение в ней платили 20 рублей в год, однако 10 процентов гимназистов имели возможность учиться бесплатно, за счет городского общества. И, конечно же, так как Томск – культурный центр Томской области - в этом городе есть филармония, музеи, театры.
Глава 4: Облик города Сохранившиеся архитектурные памятники: в старой застройке Томска выделяется барочная церковь Воскресения (строилась в 1789-1807 годы), на Базарной площади стоит каменный Гостиный двор (XVIII век). Стиль классицизм представляет здание Магистрата (строилось в 1802-1812 годы), Присутственные места (А. П. Деев, 1830-1842), Биржевой комплекс (строился в 1851-1854 годы), Главное здание Университета (А. К. Бруни, 1880-1885). Из построек XX века интересны послевоенные корпус Политеха (И. Х. Храненко, 1952-1954) и Дворец культуры (Я. А. Корнфельд, 1957). Характерная особенность городского пространства — обилие зелени, сохранение естественных лесных участков, обилие каменной и деревянной застройки губернского периода с живописной резьбой. В городе еще пока осталось достаточно большое количество деревянных зданий, построенных не один век назад, поэтому хочется уделить им особенное внимание.
Все, что мог сделать русский человек в Сибири, он сделал с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности… Н.М. Ядринцев Заключение Из глубины веков обращены к нам слова неистового реформатора Петра Первого: «Время подобно железу горящему, которое, ежели остынет, не удобно к кованию будет». Они многозначны – эти слова. Можно воспринять их как узорную метафору и только, но можно углядеть в них нечто большее – совет не успокаиваться, дерзать, действовать, иначе не удастся направить раскаленный металл времени в нужное русло. Томск меняется и развивается очень быстро. Томск – прогрессивный город. Город, где многие мечты можно воплотить в реальность… За несколько веков своей жизни Томск очень много сделал. В Томске появилось много новых профессий – бурильщик, оператор нефтяных скважин, монтажник управления буровых работ, инженер обустройства месторождений и другие. Томичи – нефтедобытчики летают на работу самолетами за 700 и более километров. Их рабочая вахта длится две недели. Затем они возвращаются домой, а им на смену в таежные дали Васюганья отправляются другие. Московский институт Гипрогор разработал генеральный план развития Томска на длительный период. Этот план стремительными темпами претворяется в жизнь. Выросли новые микрорайоны на Иркутском тракте и Каштанке, преображается проспект Фрунзе и другие районы города. Проложены комплексы уникальных сооружений дальнего тепло- и водоснабжения. Благодаря этому в квартиры томичей пришла вода из подземных источников. Переоборудованы многие дороги, реконструированы скверы, памятные места – всего и не перечислишь. Все это – забота текущего дня. Они конкретны и значительны, они, если так можно выразиться, материальны, а потому справедливо выносятся в первые строки любых отчетов и рапортов. Но есть у Томска и иные заботы – сохранить свое историческое лицо, свои творческие традиции статус Сибирских Афин – старинного культурного центра. Многое в этом отношении уже сделано, многое делается. Томск прошел путь в 400 лет, чтобы вступить в пору зрелости. А зрелость, конечно же, наиболее плодотворна и долговечна. У нее твердый шаг и чуткая душа. Каким станет Томск? Было время, когда этот вопрос ставился преимущественно на деловых собраниях, людьми, ответственными за решение тех или иных конкретных задач. Ныне заинтересованными стали все горожане – независимо от возраста, рода занятий. Они охотно обсуждают будущее Томска не только с товарищами по работе, родными и близкими, но и с новыми знакомыми, гостями города. Обсуждают с гордостью, с горячей заинтересованностью, с желанием знать как можно подробнее его историю, самому сделать что-то полезное, нужное. Город не только географически, но и духовно объединил их, сделал единомышленниками, соратниками. Существует остроумное высказывание: «Сорок лет – старость юности, пятьдесят – юность старости». Томск многолик, неповторим. О нем созданы многочисленные легенды, прозаические и поэтические произведения. Из высказываний о нем, вероятно, можно было бы составить яркую, поучительную книгу. В нем есть все, что необходимо душе и разуму. И немало прекрасных учеников воспитал старинный научный, студенческий, рабочий Томск, многих еще воспитает. Вот почему у него такое молодое и мужественное лицо. Список литературы 1. Заплавный С.А. «Рассказы о Томске» – Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1984. – 416 с., ил. 2. Зобачев И.Г. «Сибирь в первую Русскую революцию 1905-1907 гг. Изд.: Новосибирское книжное издательство, 1955 г. 3. Резун Д.Я., Васильевский Р.С. «Летопись Сибирских городов» 4. Федотов С.П., Черненко А.К. «Гордость Томска» – Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1982.-284 с., ил. Приложение Летопись Томска начинается именем Тояна. О том, кто это такой мы узнаем из грамоты: «от царя и великого князя Бориса Федоровича всея Русии в Сибирь, в Сургутский город, Федору Васильевичю Головину да голове Гаврилу Ивановичю Писемскому. Бил нам челом Томские земли князек Тоян, что б нашему царьскому величеству его Тояна пожаловати, велети ему быти под нашею высокою рукою и велели бы вотчине его Томи поставили город. А место де в Томи угоже и пашенных людей придут к нашему царскому величеству, и ясак учнут платити. А которые де будет около гото города наши непослушники и он, тоян, учнет про них сказывати и приводити их под нашу царьскую высокую руку…» Смутно было на Москве в ту пору, когда писалась эта грамота. В посадах за кремлевскими стенами звучали «поносные речи» на царя, на придворную знать, а в Кремле сеяли смуту бояре, напуганные малыми послаблениями, которые дал мужикам Годунов, недавним походом на Москву мятежного атамана Хлопка. Свозили царевы «охоронники» на грозную расправу последних изловленных бунтовщиков – «разбойных казаков» и примкнувших к атаману крестьян, русь еще стонала от великого голода и мора, случившихся год тому назад. Растерянность, не свойственная ему прежде, охватила Годунова, предчувствие близкого конца. Таяли телесные силы, а вместе с ними уходили душевные. И всегда-то он любил уединение, доверял только самому себе, а теперь и совсем замкнулся, стал нелюдимым, подозрительным, желчным. Далеко не всех знатных челобитчиков жаловал царь своим присутствием, но, узнав про Тояна, обрадовался, велел принять с почестями, да не где-нибудь, а в Грановитой палате. Приезд сибирянина – хорошее предзнаменование: значит, не все еще потеряно… Пожалуй, так именно радовался Иоанн IV Грозный, когда в пору неудач в затяжной Ливонской войне объявился в Москве посланник Ермака атаман Иван Кольцо с товарищами и возвестил: в 1582 году пала столица Сибирского ханства Кашлык[12], позже – Искер, “старое городище”, Кучум разбит, а Ермак просит направить в новые земли государевых воевод и служилых людей. Окончательно рухнуло, “разбилось на мелко” монголо-татарское иго. С тех пор минуло 22 года, и все это время – сначала при Иоанне Грозном, затем при его блаженном сыне Фодоре – Годунов, как мог, пекся об укреплении сибирской вотчины, самой богатой на Руси, старался всячески упрочить ее мощь, расширить пределы. Уж при своем царствовании и подавно. Ведь Сибирь – опора, помога в черный день опустошительной войны и предательской боярской шатости, защита государству, его незыблемая крепость. Кто знает, может, близок час, когда придется укрыться за ее неприступными стенами, не прося об убежище Англию, как когда-то Иоанн IV… Совсем неслучайно на второй год своего царствования Годунов издал указ: в 1600 ясака с народов Сибирских не взыскивать. Пусть почувствуют: времена Кучума безвозвратно прошли, иная жизнь настала, без страха и притеснений для всех взятых «под крепкую царьскую руку», под его, государя, заступничество. Ждал, ох ждал Годунов, когда пойдут к нему из Сибири такие как Тоян, просители. Наконец-то исполнилось заветное желание. Значит, не ошибся он в своих надеждах и ожиданиях, не зря на новые земли столько сил положил… Дружески встретил татарского князька царь Борис, милостиво принял «поклонных соболей», да горностаев, да «бобров добрых», поднесенных «в почесть», ответно одарил английским сукном, венецейкой[13], адамашкой[14], а «на венец» решил наградить достойно за доставленную радость: «Великий государь…их пожаловал, велели у них в их земле в томи поставити город и велели их от недугов от дальних земель всем оберегати, что б им ни от кого насильства и обиды никоторые не было, и ясака с них до своего государева указу имати не велели, а велели их беречи и льготить им во всем». Лютые январские морозы сковали Москву-реку, загнали в тепло все живое, но, обласканный Годуновым Тоян, выступая «зимним ходом» в обратный путь, не чувствовал холода. Позади затяжные сомнения и тревоги: бить челом русскому царю бобрами, соболями, лисицами, стать ли его подручником или повременить еще. Разор и вражда давно уже пришли на землю эуштинцев[15]. Сосед с севера – князец Евага и сосед с юга – князец Басандай надумали урезать промысловые угодья Тояна, перераспределить данников и пастбища. С того задоры и начались. Это бы еще не беда, с ней можно справиться, если бы не чинили «воистых» притеснений соседи дальние – кочевые киргизы из Алтысарского княжества[16], калмыки, белые[17] и черные[18], умаки, теленгуты и другие набежники. Пожгут, позлобствуют, отгонят к себе ясырь[19] и погромные животы[20], чтобы затем «ежегод» объезжать с «мирными поборами» своих кыштымов[21]. Русские тоже на прибранных к себе землях ясак в казну царя своего установили, но не такой безжалостный, как степняки. Разные среди них есть люди – злые и добрые. Добрые – те ермаковской закваски, богатыри. О них слава по сибирским пределам как об освободителях идет: «Добро пришли, добро встречены…» Подружиться бы с русскими, встать против многих обидчиков из немирных землиц общей силой, да боязно недобитого под Кашлыком бухарской коварной крови хана Кучума, чингисита. Давно пало Сибирское ханство, а он, старый слепнущий властелин, все еще бродит по своим бывшим владениям, как медведь-шатун, беснуется, запугивает расправой черных улусных людей, засылает к ним в свой черед есаулов[22] и даруг[23]. А вдруг да соберется с силами Кучум, окажется оборотнем, повернет русских вспять? Нет, не повернул, напротив, приблизил свое окончательное падение. Случилось это на исходе лета 1598 года в двух днях пути от озерка Ика, там, где прямою дорогою в Обь уходить Ирмень. На разгромном бою с русскими, как донесли Тояну дружелюбные к эуштинцам чаты, у Кучума пало шесть князей, десять мурз, сто лучших воинов, еще пять десятков взяты в плен и повешены, заневолено восемь ханских жен, восемь дочерей, две невестки с пятью внучатами хана. Пленное семейство Кучума отправлено в Москву, а сам он лисицей бежал в степи, к калмыкам, и там, не без наущения из Бухары, убит. Нет теперь грозного властителя, нет двоевластия. Нашла сила на силу, подняла всю Сибирь на ноги. Обрадовали те события Тояна и вместе с тем испугали. В стане русских тоже нет единства – одни поднимаются на других, «большие люди» творят пакости своими неписаными указами да алчностью. Как бы тут не попасть из капкана в капкан, не растерять насовсем свои землишки и подчиненных. Медлил эуштинский князь, выжидал, присматривался, терпел алманные набеги степняков и мелкие укусы Еваги и Басандая. Рызумны посулы царя Бориса, да не всегда они оборачиваются разумным делом. Вот уж и чаты, и барабинцы поверили им, вошли в русское подданство. Ну что ж, каждый своим умыслием живет. Главное, не торопиться, не пускать хвост впереди глаз. В 1602 году кызылы[24] и темерчинцы сообщили Тояну, что русские поставили деревянную крепость на берегу Кети. Сильны они, выносливы, ясак требуют терпимый, зашли на многие земли и речки вокруг, скоро к Томи поднимутся. Не лучше ль хорошая дружба, чем плохой мир? И Тоян решился. Прогадал или не прогадал, будущее покажет. Если верить обещаниям Годунова – не прогадал… …Долог зимний путь. Поскакал по нему Тоян с царскими поминками[25], да не как-нибудь, а в крытых санях с царской свитой. Впереди – посыльный с дорожными грамотами от Годунова. Главная из них писана в Сургут воеводе Головину – чтобы встретил путника любезно; напоил и накормил как дорогого гостя, про государевы милости, дарованные томским татарам, напомнил и здесь, на сибирской земле, привел бы его к шерсти[26] на верность русскому государству. Далее из грамоты следовало, что не только встретить, но и проводить Тояна надобно хорошо, а главное, отрядить с ним «служилых людей сколь будет человек пригож, смотря тамошнему делу…что б им тех мест где поставить город и пашенных мест и всяких угодий…размотрети всякими обычаи и где на то городовое дело имати лес…и на которой реке, и сколь велика река, и сколько пашенных мест, и какова земля, что никаких угодий». В точности исполнил Головин распоряжение, составленное «на Москве…генваря в 20 день»: угостил князька «чем сумел», неспешно расспросил о Москве, о дороге, потом вывел на люди – для присяги. Стали в караул подле разостланной на снегу медвежьей шкуры три служилых человека, выждали, пока падет на нее коленями Тоян, пока стихнет все вокруг, изготовясь к обряду. Воевода дал отмашку, и сразу же первый из казаков поднял над непокрытой головой князька обнаженную саблю с вздетым на острие посоленным хлебушком, второй с выражением зачел начальные строки клятвенной записи, а третий тут же эти строки перетолмачил князьку: «Аз, Тояш Эушта, даю шерсть государю своему…» Тоян подхватил запев, потом долго вычитывал нескончаемую «титлу»: «всея Руси самодержцу, Владимирскому, Московскому, Новгородскому, царю Казанскому, царю Астраханскому, царю Сибирскому, государю Псковскому и великому князю Смоленскому, Тверскому, Югорскому, Пермскому, Вятскому, Болгарскому и иных, государю и великому князь Нова-города, Низовские земли, Черниговскому, Рязанскому, Половецкому, Ростовскому, Ярославскому, Белозерскому, Обдорскому, Кондинскому и всея северные повелителю и государю Иверские земли, Карталинских и Грузинских царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских князей и иных многих государств государю и обладателю, по своей басурманской вере, на том, что быть мне, Тояну, под его государевой высокой рукою…» День выдался морозный, белый, но разгоряченный присягой Тоян не почувствовал холода. Вслед за переводчиком он все возвышал срывающийся голос: « А буде мы, эуштинские люди и я, Тоян, не учнем великому государю служить и прямить и во всем добра хотети…а нам бы, за нашу неправду, с женами и детьми и со всеми своими людьми помереть голодной смертью…и чтоб нас, за нашу неправду, государская хлеб и соль по воде и по земле не носила…» Повторив затворные слова шертоприводной записи, Тоян снял с сабли посоленный хлеб, несколько раз надкусил его, приложил руки к сердцу, потом воздел их вверх и от себя добавил: «А не сохраню слово, ссеки мою голову эта острая сабля». «Аминь!» – заключил второй казак и поднес Тояну запись – рукоприложиться. Князек с достоинством нарисовал, где просили, родовое клеймо и, надев меховую шапку, пошел следом за Головиным в воеводские хоромы – к праздничному столу. Им еще предстояло договориться о делах текущих и будущих. Недолго задержался Тоян в Сургуте, Головин поспешил отправить его с разведкой в Томскую вершину – пусть время не ждет. Приветливо вышли навстречу главе своего племени и его спутникам эуштинцы, разложили на снегу костры, начали сносить в гостевые юрты мороженную ягоды, белую рыбу, тушки белок и таежной птицы, лосятину, медвежатину, отборные кедровые орехи, сварили похлебку из сухих луковиц сараны, завели песни, готовясь к пляскам, украсили себя причудливыми наголовниками[27]. С любопытством разглядывали томских татар сургутские служилые люди: народ на вид вроде бы памятный – мужчины коренастые, смуглолицые, черноглазых больше, но есть и сероглазые. Одеты в нагольные шубы шерстью внутрь, в катаную обувку под вид бескаблушных сапог; рукогрейки теплые, штаны ровдужные[28]. Те эуштинцы, что побогаче, ходят наособицу. Их сразу отличишь - и по разговору, и по наряду. Шубы на них лисьи или бобровые, с опушкой из выдры и других ценных мехов. Женщины и девки племени многокосы, миловидны, носят большие серьги в ушах, а по одежде навешивают одекуй[29] и жемчуг азиатский, драгоценные камни, у кого есть. Как станут есть эуштинцы, первый кусок непременно в огонь бросают, первый глоток на угли отплескивают – с духом огня пропитанием своим делятся, чтобы зла на подданных своих не держал, сопутствовал во всем удачей. Жилища Тоянова городка все больше полстяные[30], подстилки и покрытия в них сплетены из бересты или сшиты из шкур. Ложа для отдыха невысокие, сделаны из дерева, на них высятся мешки из кожи, набитые сухой травой или шерстью, - это подушки и матрацы. Одеяла жаркие, овчинные. Ткани диковинные, собственного производства – из волокон крапивы и дикорастущей конопли. Посуда вырезана из дерева или искусно вылеплена из глины. Много мелкого коробья из бересты. Что надобно, посажено на клей из осетровых рыб, держится прочно, не отпадет – будь то надевка или домашняя утварь. По оружию понятно: эуштинцы – природные охотники и рыбари. Какого только вида и назначения стрел у них не увидишь. Вот эти, с деревянными набалдашниками, для охоты на ценного зверька – оглушить оглушать, а меха не испортят. Эти, с узкими наконечниками из лосиной кости, хороши для похода за крупной дичью, этими сподручно колоть рыбицу. А эти, с полым костяным шариком у острия, свистят при полете. Заслышав тот свист, сохатые и олени останавливаются – вместо того, чтобы бежать прочь. Для разных стрел и колчаны разные. Луки заботливо убраны в лубье, разукрашены отличительными знаками. Рядом с оружием ждут своего часа сменные лыжи, подбитые конской шкурой. На них самый глубокий и рыхлый снег не страшен. Но особенно поразили сургутских разведчиков железные котлы, таганы, стремена, удила, корнекопалки. Откуда в такой глуши редкий металл? Татары доверчиво объясняли: обменяли прямой или немой торговлей у кузнецких людей[31] на «мягкую рухлядь» – шкурки соболей, бобра, белки. Выделывать кожу, обрабатывать шкурки зверей – работа наследственная, почетная. Самим в ней большая нужда, да и для отношения к соседям весьма надобна. Черные и белые калмыки при доброй настроении дают в замен «воинскую сбрую»: латы, бумажники[32], панцири и шлемы, наручи и даже сабли, кузнецкие татары – топоры, железную посуду, наборные пояса, наконечники для стрел. Торговые и военные русские люди тоже иногда забредают – у этих есть все, были бы шкурки. Сургутяне интересовались, что такое «немая» торговля. Эуштинцы ответствовали: очень просто – привези в условленное место свои товары, оставь их на время, потом вернешься посмотреть, что положено против них; доволен будешь – бери, нет – снова отъезжай, жди, не прибавится ли к ним еще что-то; торгуйся, уступчивых с этих местах уважают плохо. Даже с врагом, которые опалился на тебя с помощью мена разговаривать сподручно. Можно, например, за два сорока соболей[33] выкупить полоненника из родичей или собственного данника в чужое пользование передать. Да мало ли… Разговорам и «скаскам», удивлению и радостным открытиям посланцев Головина в тот день не было конца. Угостили непривычных к хмелю эуштинцев вином. Успокоились запоздно, зато по утру без промедление за указанное им воеводой «тамошнее дело»: прошли на лыжах вверх и вниз по закованной в лед реке, перебрались на противоположный берег и там обрыскали каждый взгорок, каждую низминку. Тоян розыскам не препятствовал, но когда дошло до него слово, указал на заречный глядень, гористо поднявшийся над Томью напротив его городка. Там эуштинцы пасли летом лошадей, брали крапиву и коноплю для пряжи. Чем не угожее место для крепости? И высокое и широкое, и к реке близкое! Как только снег сойдет, зазеленеет оно травами, станет приятным глазу, наполнится красками и запахами. Всего 60 верст отсюда до разливистой Оби. Соединить она новую крепость с Сургутом и Тобольском, пустит сюда торговые и прочие дощаники, каюки, кочи, приблизит к Москве… Убедил-таки Тоян царевых разведчиков: после недолгого колебания сдали они окончательные чертежи местности, а заодно «роспись подлинную дороге» от Сургута до Тоянова городка и с тем спешно отправились восвояси. Головин, наскоро обозрев чертежи и дорожную роспись, тут же переправил их в приказ Казанского и мещерского дворца, ведавшего в ту пору на Москве не только Поволжьем и Приуральем, но и нарождающейся Сибирью, а дьяк Нечай Федоров донес «спешные бумаги» государю. И породили бумаги те новые грамоты и наказы Годунова. С одной из них, не жалея коней, бросились гонцы в Тюмень, и вот уже тюменский голова Алексей Безобразов призвал к себе атамана Дружину Юрьева, велел ему спешно отобрать 50 лучших стрельцов и казаков, двух пушкарей, «пищаль скорострельную, а к ней 200 ядер железных да 300 ядер свинцовых, 10 пуд зелья, 10 пуд свинцу» и, не мешкая, выступись со своим отрядом в Сургут под начало казацкого головы Гаврилы Ивановича Писемского, с которым предстоит ему « в Томской волости поставили город». Поскакали гонцы дальше, в Тобольск, к сибирскому воеводе Никите Пушкину и вот уже при его поддержке письменный голова Василий Фомич Тырков, дослужившийся до чина сына боярского в дополнение к полусотне Юрьева готовит свой отряд из тоболяков и пелымцев, из «юртовских татар и березовских остряков». Ему предстоит присоединиться к Писемскому также в Сургуте, чтобы стать соначальником. В конце марта дошли царские грамоты и до Сургута. Деятельно начал готовиться к походу Гаврила Писемский – велел рубить дощаники и каюки на 120 душ, запасать продовольствие и снаряжение «про свой обиход», послал к остятскому князю Онже Алачеву просьбу участвовать в походе. Тот ответил, что приведетна Томь «сухим путем» сто своих воинов – сверх того, что соберет по острогам казацкий голова. Как только сошел на Оби лед, грузовые дощаники и маневровые каюки Писемского и Тыркого с вожами[34] из эуштинцев тронулись в путь. Пришлось подниматься на греблах против весеннего полоема, соблюдая царский наказ: «Идти из Сургута Обью рекой в Томскую волость с великим береженьем и сторожи и караулы около себя росписать…чтоб собравься сургуцких верхних волостей изменники, пришед безвестно, которые порухи учинили…» Имена немногих участников того похода дошли до нас. Среди них имена градостроителей, уставщиков над рубленниками[35], специально присланных в Сургут из Москвы, - Назара Заева и Дениса Кручинки, мастеров Терентия Вершинина, Василия и Семена Поломошных, Степана Алпатова, Аркатева и других, Среди служилых людей выделялся своей силой и бывалостью казак Гаврила Иванов. А служил он с тех пор, как с «Ермаком взяли Кучума царя с куреня збили».Затем под началом воеводы Назарья Изъединова брал в плен сына Кучума князя Алея, пытавшегося силой возродить Сибирское ханство, участвовал с воеводой Андреем Воейковым в окончательном разгроме Кучума на Ирмени, ставил Тюмень, Тобольск, Тару, Пелым, а теперь вот заверстан благодаря своему послужному списку на градостроительство в земли князька Тояна… Нелегко дался водный переход отряду Писемского и Тырхова, однако в начале июня их дощаники пристала к Тоянову городку на Теной Реке (так называли Томь за горную чистоту ее воды, не замутненную, как Обь, песками и глиной, первые насельники этих мест – кеты). Гаврила Иванов вспомнил: Тобольск строили из лодейного леса. Семнадцать лет назад вот так же пришли под командой письменного головы Данилы Чулкова на новое незнакомое место, разобрали на доски свои лодьи и струги и соорудили из первую городьбу. Может, и теперь так? Писемский не согласился: иные времена, леса вокруг вон столько, сила собралась большая – хватит и от степняков отбиться, и город поставить. Распорядился – людей Тояна и Онжи Алачева отправить на копку земли, валку и вывозку леса, на подсобную работы. На строительство же отобрать самых бывалых и опытных в городовом деле умельцев. Стремительно росла пятнадцатая по счету сибирская крепость[36]. Уже к новому, 7113 году, то есть к 7 октября 1604 года по новому стилю, ее сооружение в основных чертах было завершено. Воскресенская гора[37] на главном оборонном выступе своем ощетинилась острогом – стеной заостренных кверху бревен. Стену эту продолжила деревянная изгородь, составленная из 53 двухэтажных срубов – городен, засыпанных землей и камнями[38], с козырьками, стрельными окнами[39], внутренними проходами для стрелков верхнего и подошвенного боя, калитками для «выласок» во время осады. Меж пряслами из нескольких городен поднялись три глухих и две воротных башни[40], каждая до 6,5 метра высотою со смотрельнями[41] и волоковыми окнами для пушек-пищалей. Наподобие сторожевых башен врублены в нее балки[42] съезжая изба и воеводские хоромы с горницами и сенями. Что до государевых погребов, складов и житниц – для хранения оружейных припасов, зерна, соли и зелья[43], то для их безопасности пришлось поставить внутри, опять-таки без единого гвоздя[44]. Окна съезжей избы затянули бычьей брюшиной, изготовили для «отдыхов» нары, вбили деревянные колья для одежды и оружия, поставили глинобитную печь из трубы, отгородили клеть палача[45]. Но, пожалуй, главным сооружением в остроге стал деревянный, спешный главным сооружением в остроге стал деревянный, спешно сложенный в остроге стал деревянный, спешно сложенный на лобном месте храм живоначальной Троицы с двумя приделами. Поставлен он был в честь Бориса Годунова и его сына Федора, а наречен именем Феодора Стратилата, Бориса и Глеба. Да и то, как же в новой земле без собственного храма? Само собой, русскому человеку тяготно без бога, но еще тяготней без «отца душевнова и распорядителя». Кто, как не он, узаконит рождение ребенка, скрепит брак, отпоет перед погребением «палого», удостоверит договор, примет покаяние, восхвалит или предаст анафеме заблудшего? Кто, как не он, знает толк в грамоте, умеет прочесть не только евангелия толковые, постные и цветные триоди[46], новый и ветхий заветы, общие и месячные минеи[47], апостолы, псалтыри, библии, часословы и другие «возвышенные» книги, но и деловые бумаги, «азбуки печатные в переплетах и тетратех», истории путешествий и «придворного поведения» и «прочая и прочая»» Он – власть не только духовная, но и юридическая. И захочешь без него обойтись, не обойдешься. На славу удалась крепость. Лишь на севере остался естественный выход к таежным урманам, три остальные стороны защищены от нападений крутыми склонами. Передний тын глядит сверху на песчаный наволок, уходящий к Томи[48], противоположный – на топкую низину[49], на юге крепостным рвом змеится Ушайка, усиленная чесноком[50]. По-над Ушайкой обрыв – будущий Обруб[51]. Приказал Писемский, принявший на себя до особого государева указа обязанности воеводы, выкатить на башни пушки, выставить караулы из служилых людей, и зажил новый, самый отдаленный на Руси город напряженной, исполненной трудностями и лишениями жизнью. Последней водой увел назад часть отряда атаман Дружина Юрьев. На смену его казакам и стрельцам перед весной прибыла в Томск первая партия переселенцев из сибирских пределов, а также из Перми, Вологды, Великого Устюга, Великих Лук, набранная государевым прибором[52]. Вместе с ними пришли охочие люди - выкликанцы[53]. Кануло в прошлое то недалекое, счастливое для крестьян время когда давали им с собой на новые земли «по три мерина добрых, да по три коровы, да по три козы, да по три свиньи, да по пяти овец, да по два гуся, да по пятеру куров, да по два утят, да на год хлеба, да соху со всем для пашни, да телегу, да сани, да всякую житейскую рухлядь, да еще на подмогу по двадцать пяти рублев человеку». Изворотливее стали царевы наместники в сибирских вотчинах, хитрее, наивничали: как-де доставишь за тысячу верст бездорожья этакое хозяйство? А потому переселенцы в Томск прибывали все больше налегке – одиночки лыжным походом с котомкой за плечами да с денежным вознаграждением в кармане. Но были и такие, что ехали в санях, с детьми, с домашним скарбом. И те, и другие везли тревожные вести: зешевелились-де порубежными шведы и ляхи, выступили войной за Москву, взяли Чернигов. А ведет их беглый двадцатилетний чернец из Чудова монастыря Гришка Отрепьев, сказавшийся царевичем Димитрием, сыном Грозного Иоанна. Если верить ему, не убит Димитрий в Угличе подосланниками Годунова, выжил за святыми стенами. А силы теперь под ним великие – иноземцы, да бунтовские казаки и гулящие люди из разбитой ватаги атамана Хлопка, да запорожцы, да голытьба. И наобещал новоявленным царь ляхам за помогу против Годунова сдать на вечное пользование и вольное пограбление Сибирь. Недолго уж осталось дать того часа. Словно в подтверждение слухам, докатилась на Томь «мертвая грамота» на Годунова – представился царь Борис со своим семейством[54], на троне Самозванец. Воевода Писемский решил остановить пересуды и беспокойство своих подданных делом: велел мастеровым делать сохи и бороны, договорился с Тояном, что эуштинцы продадут переселенцам за царево «серебро» лошадей, обучат их рыбачить и охотничать, помогут корчевать тайгу под «государево поле». «Земельные люди» высмотрели пашню на Юрточной горе[55] и Подгорной елани[56] и начали готовиться к первой посевной. Но разнеся по городу новый слух: затеял напасть на Томск алтысарский Номча, начальный князь Киргизских земель, а «ходу» от его стойбищ всего «семь ден и людей у него тысяча человек». На уран[57] алтысарца подымаются Езерское княжество во главе с Немеком и Алтырское во главе с Абраем. И подговаривает тот Номча влиться в набег людей Басандая, хочет вернуть себе бывших данников, взять богатую военную добычу – алман. И Басандай уже поддался на упросы степняков. Слух оказался верным. Не растерялся томский воевода: велел казакам взять под стражу Басандая и других изменных соседей, выслать воееные отряды в земли киргизов. Номча и Басандай в руки служилым людям не дались, зато были взяты заложниками их «лучшие люди». Угроза большого набега миновала. И все же время посевной выставил Писемский вогруг Подгорной елани дозорные команды, а землеробов велел отправлять в поле оружными. Много волнений выпало в тот год на долю томичей и эуштинцев. Но осень вознаградила их великой радостью – радостью первого, необыкновенно щедрого, полновесного урожая. Что в сравнении с ней невзгоды и смена царей на «яремной Русии», недоверие и «охранная» вражда местных племен? Вынянчить в неведомой дотоле земле первый хлеб – это значит породниться с ней, пустить крепкие корни. Год от года будут становиться эти корни крепче. Умножится, обретет настоящую силу город, станет не последним среди важных и заметных городов в Русском государстве. Во имя этого стоит жить и работать, закладывать все новые и новые пашни, ставить вокруг Томска «хлебные поселения» – для города, а если можно, и для себя. Не знали и не могли знать в ту пору Терентий Вершинин, братья Василий и СеменПоломошные, Аркатьев и другие первостроители Томска, что вскоре выселятся за крепостные стены, поставят в Притомье собственные заимки, а те со временем вырастут в деревни и сохранят для потомков их имена – Вершинино, Аркатиева[58], Поломошная… Не знал и Тоян, что имя его войдет в многочисленные народные сказания, что не только доброй строкой помянут его потомки. Они припишут ему черты найманского хана Тояна, владения которого некогда простирались от верховий Иртыша и Оби до истока Селенги. В 1204 году, в борьбе за сибирское владычество, одолел этого Тояна его могучий сосед Темудзин[59]. Разбитые, но непокоренные телеутские племена найманов и очу бежали в низовья Иртыша к реке Сибирке[60]. Позже люди из племени очу – эуштинцы, чернореченские и чатские татары, под натиском Кучума, стремившегося обратить своих данников в мусульманскую веру[61], откочевали в Притомье и на Северный Алтай. Но где бы они ни были, чем бы ни занимались – везде видели обиды, неправды, унижения от родовой знати, от поместных князьков и сибирских ханов. А потому весь гнев за голод и нужду выплеснули они в своих сказаниях на Тояна. Одна из таких легенд повествуют: семь жен было у сибирского хана Тояна, но ни одна из них не смогла родить ему наследника. И тогда он велел закопать их в землю живыми. Оставил при себе только красавицу Тому – не поднялась на нее рука. В неприступных горах Алатау построил Тоян дворец-тюрьму для Томы, украсил драгоценными камнями и золотом. Только горные орлы знали путь к тому дворцу да молодой пастух Ушай, раб хана. Нищ был Ушан, но горд душою. Замыслил он поднять против Тояна таких же, как сам, обездоленных и гордых. Поверили они ему, пошли за ним. Неуловим хан, крепка вокруг него охрана. Лишь возле убежища любимой жены Тояна нет ее. И решил Ушай подстеречь Тояна здесь, в его горных владениях. Часто пригонял свое стадо под стены дворца молодой пастух, ударял по струнам кобыса, пел собственные песни, а сам высматривал, где удобнее проникнуть в крепость. От песен Ушая застывали орлы в небе, стихал ветер, распускались цветы, а красавица Тома плакала. Смутные желания и чувства сжимали ее грудь, рождали несбыточные мечты. В один из приездов Тояна Ушай со своими людьми дождался ночи и проник в его покои. Но ошибся дверью. Узнала красавица Тома молодого пастуха, тихо запела, подражая ему, ласково протянула руки, и Ушай забыл, зачем пришел во дворец, ослепленный жгучими глазами незнакомки, упал в ее объятия… С той поры отвернулись люди от Ушая. Куда бы ни ступала его нога, все превращалось в песок, к чему бы ни прикоснулись руки – оборачивалось камнем. Потому что у измены нет оправданий. Постепенно окаменел Ушай, но не окаменело его сердце. Из потухших глаз все текли и текли слезы стыда, ненависти, любви, сливаясь в мощный поток, раздвигали желтую корку земли. А Тоян, узнав об измене жены, острым копьем ударил ее в грудь. Горячей волной хлынула кровь красавицы Томы навстречу слезам Ушая. И там, где два потока соединились в одно, зародился город Томск… Однако дошли до нас и другие легенды. …На высоком берегу большой сибирской реки стоял хорошо укрепленный городок храброго князя эуштинцев Тояна. И родился у Тояна сын – Ушан. С детских лет рос он бесстрашным и умелым воином. Никто не мог с ним сравниться в стрельбе из лука, в беге на лыжах. Неподалеку от Тоянова городка, у притока большой реки, жил со своим племенем князь Басандай. И была у него красавица дочь – Тома, ровесница Ушая. Многие знатные князья сватались за Тому, но Басандай мечтал выдать ее за большого сибирского хана. Однажды во время охоты, преследуя сохатого, Ушай случайно оказался у угодьях Басандая. В это время княжна Тома прогуливалась по лесным тропинкам, слушая пение птиц, вдыхая животворный воздух под кедрами. Увидев ее, Ушай был сражен красотой девушки, а Тома поразилась силе и ловкости Ушая. И они полюбили друг друга. С той Ушай и Тома стали часто встречаться в условленном месте –на поляне. Во время очередного свидания их застал Басандай, разгневался и с позором выгнал со своих земель небогатого князя Ушая. Тома в отчаянии добежала до реки, возле который жил любимый, и бросилась в нее. С тех пор реку эту называют Томой[62]. Узнав о смерти княжны, Ушай тоже расстался с жизнью. Речка, в которой он утонул, стала называться Ушаем (Ушайка). Озеро же возле улуса эуштинцев в честь неутешного отца юноши назвали Князь-Тояновым. Это и есть Нестояново озеро. Очень достоверное предания. В нем нет ничего нереального. Особенно, если вспомнить: у сибирских народов издавна принято давать рекам и озерам имена утонувших… Еще целый ряд легенд, дополняя одна другую утверждает, что Тома была дочерью Басандая, а Тояна. Для того, чтобы объединиться против общих врагов – степняков, Тоян и слышать об этом не хотела, она любила Ушая, бедного воина. В трудном положении оказался Тоян – и дочь свою обидеть не смел, и потерять поддержку сильного соседа перед лицом постоянной опасности страшился. Такая нерешительность возмутила Басандая, и он переметнулся на сторону врагов. Узнав про измену, храбрый Ушай один вышел на поединок с войском своего повелителя, но был убит. Долго сдерживали натиск врага защитники Тоянова городка, но неожиданно напали на них злые шайтаны[63], принесли страшные болезни. Нет от тех болезней спасения, пока кто-нибудь не оживит городское озеро своей кровью. Велика была любовь Томы к своему народу, ударила она себя кинжалом в грудь. Вода у ее ног закипела, стала белой. Припали к той воде изможденные болезнями люди и тут же исцелились. Не пустили они врагов в город, а Басандая пленили. С тех пор это озеро называется Белым… Эхо реальных событий живет в этих своеобразных легендах. Документы свидетельствуют: в 1607 году в Томске «учинилася бесовская болезнь над служивыми и надо многими людьми и над женками». Тогдашние управители города связали эту эпидемию с кознями Басандая и чулымского князька Логи, которые в очередной раз задумали напасть на крепость, а перед тем ослабить ее «шейтанами для болезни». Оба заговорщика были схвачены и брошены в тюрьму. Больше в деловых бумагах они не упоминаются. Это может означать одно: ни Басандай, ни Лога из тюрьмы уже не вышли. Что касается целебных свойств Белого озера, то они объяснялись довольно просто: озеро питалось радоновыми ключами[64]. Нет указаний на то, что в 1604 году и позже в окрестностях Томска жили храбрый Ушай и красавица Тома, но можно предположить, что это были вполне реальные люди. Скорее всего, они не имели отношения ни к князю Тояну, ни к Басандаю, но это не помешало им стать частицей истории нового города, его сказочной песней. [1] как в европейских странах [2] месяц Рождества Богородицы [3] Гектар. Единица площади, равная 10 000 кв. м. [4] Старая русская мера длины, равная трем аршинам, т.е.2,13 метра [5] Старая русская мера длины, равная 0,71 метра [6] Житница – амбар, помещение для хлеба, зерна (устар.) [7] Острог – в древнерусских княжествах и в Русском государстве 16-17 веков: деревянное пограничное укрепление. [8] Старая русская мера длины, равная 1,06 км [9] Слова Г.Ф. Миллера [10] Фабрики: мебельная, конфетная, гильзовая, винокуренные, кирпичные, кожевенные, свечно-восковые, пивоваренные, водочные, суконные [11] здесь и далее официальная статистика Городовой Книги Томска [12] другое название - Сибир [13] венецианская тафта [14] цветная шелковая ткань с рисунком разводами [15] томских татар [16] их владения находились на территории бывшей Хакасии [17] телеуты [18] западные монголы [19] пленников [20] имущество [21] данников [22] блюстителей порядка [23] сборщиков ясака [24] чулымские татары [25] подарками [26] присяге [27] масками [28] род замши [29] бисер [30] войлочные [31] шорцев [32] стеганные кафтаны военного покроя [33] Счет соболям обычно велся по связкам в сорок штук. Соболи связывались парами мехом наружу. шкурки должны были непременно целыми, то есть снятыми чулком, и именовались «соболями в кошках». Реже связки складывались из «одинцов» - соболиных шкурок, которым из-за редкостности меха не находилось пары. Весенние соболя недособоли (соболята), а также подпорченные шкурки в зачет не принимались. [34] проводниками [35] плотниками [36] Обской город (1585), Тюмень (1586), Тобольск (1587), Лозьва (1590), Березов, Пелым (1593), Сургут, Тара (1594), Обдорск (1595), Нарым (1597), Верхотурье (1598), Туринск (1600), Мангазея (1601), Кетск (1602). Таким образом, Томск моложе первого сибирского города всего на 19 лет. [37] Теперь Октябрьская [38] длина каждой от 2 до 4 метров [39] бойницами [40] крепость, имевшая более четырех башен, в ту пору называлась городом. Следовательно, Томск сразу возведен как город. [41] Дозорными вышками [42] допетровская Русь пилы не знала [43] пороха [44] стены – срубами, двери из плах, скрепленных шпонками – на деревянных пятах [45] наказание и пытки были в то время обычным делом, а потому должность допытчика и правежника почиталась не ниже должности таможенного головы или сына дворского, боярского, сотника, тем более полусотника [46] сборники церковных песнопений [47] жития святых [48] так называемые Пески [49] Болото [50] деревянный частокол с заостренными вершинами, устанавливается по дну защитного рва или на берегу несильной речушки под оборонными стенами [51] Документы свидетельствуют, что позже в 1678 – 1679 годах, томский воевода Львов «около Томского Обруб зделал» – то есть велел выровнять и укрепить обрыв деревянным срубом, как требовала того фортификационная техника [52] обязательное переселение [53] добровольцы [54] жена Годунова Мария и сын Федор были отравлены [55] район почтамта [56] в районе улиц Советской и Герцмана [57] боевой клич [58] ныне Аркадиева [59] впоследствии Чингисхан [60] район Тобольска [61] сам Кучум из бухарских Шейбанидов [62] Рекой Томой, а не Томью называют ее только народные сказители, но многие известные путешественники XVIII века, летописцы дореволюционной Сибири. В переводе с кетского «Тоом» означает «река»; есть и другой перевод у этого слова, уже упоминавшийся, - «темный». Бесспорно, «Темная Река» – не просто имя, но и символ. В нем угадывается сразу несколько значений: «главная река», «река чистоты», «центр жизни», а возможно, и «река-женщина», «река-красавица»…Тома. [63] духи [64] излишки воды вытекали в Ушайку речушкой Белой – сейчас улица Белая |
||||||||||||||
129
183 Томича ушли на фронт
Алексеевское реальное училище, в
отличие от гимназий, дававших классическое образование и готовивших к
поступлению в университет, в дореволюционной России была развита сеть реальных
училищ, выпускники которых могли продолжить обучение в высших технических и
торговопромышленных учебных заведениях.
